— В самом деле? Луиза кивнула.
— Он целуется со мной только украдкой. — Она покраснела. — Сегодня поцеловал меня в лоб, словно ребенка. Меня удивляет, что…
— Ты не должна выходить за него замуж, если не уверена в своих чувствах к нему, — заявила Джемма. — Луиза, ты не останешься без куска хлеба, если не выйдешь за него замуж. На твое счастье, у тебя вполне достаточно денег благодаря стараниям твоего отца.
— Да, в этом смысле мне повезло. Но в прошлом году я разорвала помолвку, Джемма. И не могу снова так поступить!
Джемма во все глаза смотрела на нее. Луиза ей об этом не говорила. Оно и понятно. Светское общество строго судило тех, кто нарушал брачные клятвы.
— Я не сомневаюсь, что у тебя были на то веские причины.
— Да, были, — вздохнула Луиза. — Но я не могу обмануть еще одного джентльмена!
Глубоко взволнованная, Джемма пристально посмотрела на подругу:
— Но, Луиза, речь идет о твоей жизни…
— Я не могу! — упрямо повторила Луиза. — Мне остается лишь надеяться на лучшее. Какие бы чувства я ни испытывала к нему, я буду ему верной и заботливой женой. А может, он вовсе не безразличен ко мне? Я молю Бога, чтобы именно так и было.
Она вытерла слезы. Джемма полагала, что брак без любви не бывает счастливым, но говорить об этом не стала. Луизе стоило бы подумать об этом самой, без чьей-либо указки.
Джемма протянула ей руку, и Луиза тут же схватила ее. Они обе молчали. Немного погодя Луиза встала.
— Я знаю, как ты устала. Спи, я ухожу, — сказала она и вышла.
Джемма вздохнула, проводив ее взглядом, дотянулась до свечи у кровати и задула ее. Вряд ли кто-нибудь уснет нынешней ночью. Джемме не давали покоя мысли о капитане Фаллоне, у Луизы был свой повод для волнений. Джемма вспомнила тот день, когда они приехали в Лондон, преисполненные легкомысленных надежд и блестящих планов.
Но город так и не признал их своими. Она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.
Мэтью проскакал большую часть дня, меняя по мере необходимости лошадей. Несколько раз он задерживался и спрашивал направление и лишь перед самым закатом солнца приехал в Клапгейт. Местечко оказалось совсем крохотным, в нем была одна улица, и та не мощеная, несколько домишек и две лавки. Между лавками находилась таверна. В конце улицы, где по обеим сторонам вытянулись приземистые лачуги, прямо в небо уходил церковный шпиль, который отливал золотом в лучах заходящего солнца.
Фаллон подъехал к таверне и слез с лошади, чувствуя, как от долгой езды онемели ноги и спина. Он смертельно устал и подумал, что слишком долго он предавался безделью, после того как оставил военную службу.