– Это не было слишком тяжко для меня. Вот только очень жаль бедняжку Джули.
Глаза Хармона затуманились.
– О Боже! Я до сих пор не могу смириться с тем, что Джулса нет. А сейчас к тому же говорят, что его убили. Ну, по крайней мере полиция наконец на верном пути.
– До вчерашнего вечера они все еще называли это самоубийством. Я узнала об этой новой версии лишь прошлой ночью, когда возвращалась в такси домой. Водитель сказал, что он слышал это в десятичасовых «Новостях», – сказала Джильберта.
– Что ты об этом думаешь, дорогая? – спросил Хармон. – Мы оба знаем, что у Джули были десятки врагов, но ты не припомнишь, он когда-нибудь упоминал кого-то в особенности?
– Полицейские задавали мне примерно такой же вопрос, но я не смогла назвать имена. – С этими словами Джильберта встала и, подойдя к эркеру, устремила свой взор на простиравшуюся перед ней лужайку. – Знаешь, дорогой, Джулс пытался связаться со мной по телефону в субботу. Анита сказала, что он оставил для меня сообщение с просьбой позвонить ему на квартиру Милоша. Я позвонила в воскресенье незадолго до моего выступления, но никто не ответил... Я знаю, что это глупо, но меня не покидает чувство вины. Возможно, если бы я не поехала в загородный дом...
В дверях появился Бентли с подносом в руках, и Джильберта спросила:
– Ты не присоединишься ко мне, Хармон?
– Да, я бы не отказался еще от одной чашки кофе. Джильберта с удовольствием расправлялась с пышным омлетом.
– Я умираю с голоду. Последний раз я плотно поела вчера в полдень.
Хармон закурил сигарету.
– Как прошли похороны? – спросил он.
– Я считаю, отлично. Там были братья Джулса со своими женами. Я даже поговорила с этой гарпией Сильвией, – поведала Джильберта.
Хармон фыркнул и не удержался от ехидной реплики:
– Несомненно, она проливала крокодиловы слезы.
– Отнюдь нет, даже не сочла нужным притворяться. Сильвия выглядела как кошка, облизывающаяся над блюдцем со сливками, – сказала Джильберта.
– Ей не следовало бы так скоро считать своих цыплят. Я слышал, Джулс оставил большую часть имущества своему фонду, – заявил Хармон, но, заметив загадочную улыбку Джильберты, спросил: – Что тебя так забавляет?
– Ничего... абсолютно ничего. Я просто представила себе, какое отчаянное сражение братья Марстоны будут вести в суде, когда обнаружат, что Джулс чуть ли не вычеркнул их из своего завещания, – пояснила Джильберта.
В действительности причиной ее веселья была мысль о реакции Хармона, когда он узнает, что ему и его дочери Джулс отписал в своем завещании сумму по миллиону каждому.
– Дженет дома?