Собравшись с духом, Лили протянула ему руку:
— Рада познакомиться с вами, месье. Мы с вами не встречались? Ваше лицо и имя мне знакомы.
Отступив на шаг, Люсьен с удивлением посмотрел на протянутую руку Лили. Затем оглядел ее бриллианты и только после этого взглянул ей в лицо.
— Лили?.. — спросил он наконец.
— Лили? — удивилась Розали. — О, месье д'Артье, вы все шутите. Какое чудесное прозвище вы придумали для нашей мадемуазель де Шевену! — Она похлопала Люсьена по плечу веером. — Аделаида действительно похожа на нежную весеннюю лилию и, попомните мои слова, скоро станет самой прекрасной лилией Парижа.
Лили едва заметно кивнула Люсьену, однако он, возможно, не заметил этого, столь велико было его изумление. «Люсьен, не говори больше ни слова».
Лили судорожно вздохнула. Черт возьми, что же теперь делать?
— О Господи, — пробормотала Жозефина, глядя куда-то за спину Лили. — Кажется, мой муж начал оскорблять моих гостей. Он может разбушеваться, и все зайдет слишком далеко. Я должна вмешаться и поскорее принести свои извинения. Мадам Павиль, мне понадобится ваша помощь. Я уверена, что месье д'Артье не даст в обиду вашу очаровательную подругу, пока мы будем отсутствовать. Не возражаете, месье?
— Конечно, нет, — ответил Люсьен, взяв Лили за руку. Как только дамы удалились, Люсьен увел Лили в угол залы, подальше от чужих ушей и любопытных глаз. Лили села на указанное ей место и захлопала ресницами — она надеялась таким образом унять гнев старшего брата.
— Не изображай из себя скромницу, — сказал Люсьен. — Лили, какого черта? Что ты делаешь здесь?
— Не называй меня так, — прошептала она в ответ. — Для всех — да и для тебя тоже — я Аделаида де Шевену.
— Аделаида де Шевену? Да ты с ума сошла… Люсьен принялся расхаживать туда и обратно.
— Я немедленно увезу тебя отсюда и положу конец этой глупой истории, — заявил он минуту спустя.
Жозеф Фуше, министр полиции, покинул прием, как только получил приказ немедленно явиться к Бонапарту.
— Ты видел ее? — спросил первый консул. — Ты заметил, что все мужчины в зале добивались ее внимания?
Фуше растерялся. Он не понимал, о ком речь — о глупой и легкомысленной жене Бонапарта или о наследнице де Шевену. На всякий случай он молча кивнул, ибо прекрасно знал, что Бонапарт не выдержит и, разразившись бранью, сам все выложит.
— Невеста! Кто сказал, что она может быть обручена? Я такого разрешения не давал. Де Шевену был верным слугой Республики, и я не позволю, чтобы кто-то завладел состоянием его дочери…
Бонапарт поднялся из-за стола и стал расхаживать перед камином, его ноги утопали в мягком ковре.