Однако Колин понял все слишком хорошо, и это вызвало у него еще большие опасения за ее безопасность.
Она повернулась к мистеру Пимму, который стоял все еще красный и негодующий от перечисления ее женских недомоганий.
— Сэр, у вас есть еще тот порошок, что вы дали вдове в Волтурно? Тот, что помог ей уснуть.
— Недостаточно, чтобы вылечить все ваши болезни, мадам, — покачал он головой.
Она отмахнулась от его ответа:
— Нет-нет. Не для меня. Для экипажа. Для французов.
— Мадам, не вижу, на что могут жаловаться французы… — Затем он умолк.
Чтобы она ни замыслила, Пимм, очевидно, понял ее, потому что в его глазах зажглась такая темная решимость, что Колин подумал, не предупредить ли Бертрана.
Затем коварный агент начал качать головой.
— Недостаточно для всего экипажа. А если снадобья недостаточно, это опасное дело.
Джорджи глубоко вздохнула, ее рука сжала подбородок.
— Хорошо, а как мне приготовить больше? На это Пимм заартачился:
— Нет-нет, я не могу. Это семейный рецепт. Над святой душой моей матери я обещал никогда не разглашать его.
Колин кашлянул.
— Вы, старый обманщик, — обратился он к Пимму. — Мне достоверно известно, что ваша матушка жива и здорова и составила себе неплохое состояние, продавая это снадобье в Эдинбурге.
Пимм раздраженно поджал губы, так как его уличили во лжи.
— Рецепт очень сложный и тонкий. Если я разглашу многолетний семейный секрет…
— Замолчите, — не выдержала Джорджи. — Однажды вы сказали, что если мне что-то понадобится, достаточно будет только попросить. Любое одолжение.
— Я никогда…
Джорджи нахмурила брови. Вздернутого подбородка и взгляда, который она бросила на Пимма, было достаточно, чтобы пригвоздить агента к месту.
— Что я тогда имел в виду…
— Ну! — Она продолжала не мигая и твердо смотреть на него.
— Но, моя дорогая леди, то, что вы просите, невозможно, — начал Пимм, переминаясь с ноги на ногу. — Если моя матушка когда-нибудь узнает, что я раскрыл секрет ее заветного средства, я не могу поручиться за ваше благополучие.
Джорджи закрыла глаза и, казалось, досчитала до десяти. Когда ее ресницы распахнулись, она протянула руку:
— Рецепт.
— У меня его нет в письменном виде. Слишком опасно доверять его бумаге. Потому что если он попадет не в те руки…
— Сэр, достаточно уверток. Рецепт, или же я немедленно выбрасываю ваши драгоценные бумаги за борт.
— Мои бумаги! — пронзительно воскликнул он. Затем его голос упал на несколько октав: — Они у вас?
— Конечно, у меня. — Она топнула ногой. — Теперь справедливая сделка, сэр: ваша жизнь и бумаги за рецепт.
Пимм выглядел так, словно находился между Сциллой и Харибдой.