Борт «Сибариса» 1814 год
— Джорджи! Черт побери, где ты? — Колин бушевал, шагая вверх и вниз по палубам «Сибариса». Он повернулся к следующему за ним по пятам шкиперу мистеру Ливетгу: — Я знаю, она здесь. Я уверен в этом. Она подслушивала прошлой ночью, когда Темпл с Пиммом зашли ко мне. Готов поспорить на последний кусок паруса, что она на борту.
— Люди обыскали весь корабль, кэп. Все ее любимые укромные уголки, — сообщил Ливетт с выражением человека, потерпевшего поражение. — Возможно, миледи решила не отправляться с вами на это задание.
Колин фыркнул.
— Вы обыскали все трюмы?
Ливетт кивнул.
Колин посмотрел на реку вокруг них. Если они не отплывут немедленно, то потеряют преимущества, которые давал прилив. Ему не оставалось ничего иного, как отправиться в путь.
Он отдал приказания, снова глядя в сторону причала, где должна была стоять его жена и махать ему на прощание. Но там было лишь несколько рабочих порта и откровенная шваль, которая обычно болтается на любых причалах.
«Сибарис» скользил по реке, его паруса поймали ветер, стройный силуэт поднимался над водной гладью, и он легко и элегантно выходил из Ливерпуля.
Весь остальной день Колин жил, затаив дыхание, ожидая, что его жена вот-вот выскочит из какого-нибудь укрытия, но Джорджи нигде не было видно.
Может быть, он действительно перехитрил жену и отплыл прежде, чем она смогла пробраться на корабль.
По правде сказать, ему не нравилось отплывать без нее, он любил, когда она была рядом. Она понимала и разделяла его любовь к морю, как и многие другие пристрастия. Но это задание было особым. Ходили слухи, что Наполеон, надежно охранявшийся на Эльбе, планировал побег. «Сибарис» был направлен в тот район, чтобы пристально наблюдать за Бонапартом и сообщать обо всем необычном в Лондон.
А если потребуется, то и остановить коварного корсиканца от осуществления своей клятвы вернуться во Францию.
Когда они благополучно прошли реку и вышли в канал, Колин наконец с облегчением вздохнул и с заходом солнца решил отправиться в каюту, чтобы насладиться столь необходимым отдыхом.
Когда он вошел, каюта тонула во тьме, но ему не нужна была лампа. Он знал ее каждый дюйм наизусть. По дороге к койке он стаскивал ботинки, снимал бриджи и рубашку. Но в последний момент обо что-то споткнулся. Он ощупал руками пространство вокруг.
Женская туфелька.
— Джорджи! — воскликнул он, забираясь в постель и обнимая роскошное обнаженное тело жены. — Как, черт побери…
— Ш-ш! — прошептала она, целуя его в губы, чтобы заглушить его излияния.
О, он знал ее трюки и проделки. Он хорошо изучил свою девочку после стольких лет брака. Но он не переставал изумляться ее настойчивости. И ее изобретательности. Это были только две из миллионов черт, которые он так любил в ней.