Из-за гряды облаков как раз в этот момент показалось солнце, и всю комнату буквально залило ярким сиянием, ослепительным и безжалостным. С этой минуты безжалостный свет стал как бы еще одним действующим лицом в комнате: отражаясь в стекле, стали и мраморе, дрожащие солнечные блики играли на поверхности мебели, заполняя, казалось, все пространство вокруг, заставляя кабинет Эммы выглядеть чужим, нереальным, даже пугающим. Иссушающий свет проникал в самое ее душу – она заморгала и прикрыла глаза рукой, чтобы хоть как-то от него спрятаться.
– Пожалуйста, Гэй, закрой занавеси, – хрипло прошептала она.
Гэй тут же вскочила, обогнула стол и нажала на автоматическую кнопку, управлявшую всей работой по закрыванию занавесей. Легкие, полупрозрачные занавеси с шуршанием заскользили по всей высоте доходившего до потолка окна, и в комнате воцарился приглушенный, мягкий полумрак. Гэй вернулась к своему месту перед столом и, снова взглянув на Эмму, заботливо спросила:
– С вами все в порядке, миссис Харт?
Эмма в этот момент разглядывала лежащие перед ней бумаги. Подняв голову, она посмотрела на Гэй совершенно отсутствующим взглядом.
– Да. Продолжай, пожалуйста. Я хочу знать все. И я абсолютно уверена, что ты еще что-то скрываешь.
– Да, кое-что, – согласилась Гэй. – После того, о чем я вам сказала, другой человек стал возражать, что сейчас с вами, по его словам, бороться просто бесполезно – ни в личном плане, ни в юридическом. И еще он сказал, что лучше немного подождать, потому что, мол, долго вы все равно не протянете, как он выразился. Вам уже под восемьдесят – ничего не поделаешь, возраст! Но тот, первый, заспорил с ним: вы, мол, такая сильная, что ждать пришлось бы слишком долго и в конце концов пришлось бы просто взять и вас пристрелить... – Гэй прикрыла рот рукой, чтобы подавить глухое рыдание, в глазах у нее стояли слезы. – О, миссис Харт, – с трудом закончила она, – я так виновата перед вами.
Эмма сидела так неподвижно, как будто превратилась в каменное изваяние. Глаза ее неожиданно сделались холодными, взгляд – сосредоточенно оценивающим.
– Ты скажешь мне, кто были эти двое джентльменов, Гэй? Ты, конечно, понимаешь, что понятие „джентльмен” я употребляю в данном случае весьма приблизительно, – прибавила она с ледяным сарказмом.
Еще до того, как та ответила, Эмма в душе уже знала, чувствовала нутром, кого назовет Гэй. Знала, но вместе с тем какой-то частичкой своего существа надеялась, что ошибается, и надо еще подождать, что скажет ее секретарша, прежде чем выносить окончательный приговор. Только тогда ее собственные страшные подозрения можно будет считать доказанным фактом.