Эмма не умерла. Врачи говорили о чуде: по всем медицинским канонам женщина семидесяти восьми лет не должна была вторично перенести бронхиальную пневмонию со всеми ее осложнениями, которые на сей раз сопутствовали болезни. Так же поражены они были скоростью, с какой она выздоравливала, – уже к концу третьей недели она смогла выписаться из клиники. Когда ей выражали свое восхищение по этому поводу, она молчала, загадочно улыбаясь в ответ. Про себя, однако, она думала: „Разве они смогут понять, что сила воли – это самая большая сила в мире?" После двух дней постельного режима у себя дома на Белгрейв-Сквер она сочла, что этого достаточно, и, вопреки советам врачей, встала – и тут же отправилась в свой офис. Шаг этот вовсе не был таким уж безрассудным, как могло бы показаться со стороны: несмотря на всю свою импульсивность, Эмму всегда отличала здравость суждений. Вот и на этот раз она все тщательно продумала, взвесив все за и против. Она досконально знала свой организм и могла верно судить о его физических возможностях. Сейчас она пришла к выводу, что полностью выздоровела. В магазине ее тепло приветствовал весь персонал – люди и на самом деле любили свою хозяйку. Они не увидели ничего особенного в том, что она вернулась. Только Пола, нервничая, озабоченно ходила за бабушкой по пятам.
– Пожалуйста, дорогая, перестань за меня беспокоиться, – довольно резко потребовала Эмма от своей внучки, когда та зашла в офис, чтобы посмотреть, все ли там в порядке, ворча себе под нос, что нельзя так наплевательски относиться к собственному здоровью.
Сняв твидовое пальто с меховой подстежкой и повесив его в шкаф, она подошла к камину, чтобы погреть руки у огня. Затем прежней энергичной походкой направилась к столу. Шаги ее были бодры и пружинисты, держалась она прямо и независимо, как всегда, – уверенная в себе, не раздираемая больше ненужными сомнениями.
Темная глухая волна, накрывшая ее с головой сразу же, как только Гэй рассказала ей о предательском заговоре детей, наконец-то отступила – пусть медленно, болезненно, но все же отступила. Зловещие выводы, которые сами собой напрашивались из ее разговора с Гэй и прослушанной пленки, не оставляли сомнений в гнусном предательстве. Но это не подавило, а лишь закалило ее душу, помогло взглянуть на окружающий мир холодно и предвзято, увидев его таким, каков он есть на самом деле, а не каким кажется под влиянием никому не нужных эмоций. Во время болезни, призвав на помощь всю свою железную волю, чтобы попытаться выжить, она многое передумала, и теперь ей не в чем было себя упрекнуть. Умиротворение было бальзамом для ее усталой души, потоком теплого яркого света, придававшим ей новые внутренние силы. Стычка со смертью только укрепила твердость ее духа и несгибаемую храбрость. Жизнелюбие снова вернулось к ней – теперь оно стало мудрее, в нем была спокойная уверенность, защищавшая Эмму, подобно панцирю.