– Ливви…
Фу! Это уже не тревожное, а откровенно пугающее поведение! Никто не называл ее Ливви, кроме Уолта. Это не сулило ничего хорошего.
– Ливви, – снова начала матушка, – я должна была удостовериться, что ты понимаешь важность того, на что идешь. – Она вздохнула. – Ты, наверное, уже обнаружила, милая… мужчины – довольно примитивные создания, способные на самые отвратительные требования. Взять хотя бы твоего многоуважаемого отца…
Отца? Какая мерзость! В ушах у Оливии зазвенело, но она подавила острое желание вскочить с дивана и убежать, неимоверным усилием воли переключив внимание на свое сердцебиение и слабый гул голосов собравшихся внизу гостей. Она даже принялась тихонько напевать себе под нос, совершенно не слушая мать.
– …что ж, могу тебя заверить, в первый и последний раз он попросил оставить свечи зажженными!
– М-м-м… – Оливия больше никогда не сможет смотреть отцу в глаза. Никогда.
– Так что теперь ты видишь, что тебе придется терпеть, милая. Разумеется, для тебя это будет трудно вдвойне.
Вдвойне?
– Почему, мама?
Маменька покачала головой и горестно потрепала Оливию по руке.
– Потому что ты должна будешь притворяться, что получаешь наслаждение, бедная моя девочка. Я просто была вынуждена терпеть. Тебе же придется собрать всю свою волю в кулак и убедить мужа, что ты не только получаешь от этого удовольствие, но еще и хочешь повторения! – Она пронзила Оливию пристальным взглядом белесых глаз. – Знаю, милая, это ужасная перспектива, но ты должна крепко-накрепко привязать его к себе. Ведь у тебя, боюсь, не так много достоинств, которые можно использовать в качестве веревки.
Должна? Привязать? Веревкой?
Оливия отогнала в сторону занимательную картину, представшую перед ее мысленным взором.
– Мама, я не понимаю. Хочешь сказать, он не будет меня любить, если я не буду удовлетворять его в спальне? – Как ни омерзительна была эта беседа, мысль, что маменька все-таки хочет, чтобы они с Дейном были счастливы, грела ей сердце.
Матушка моргнула.
– Любовь? Кто здесь хоть слово сказал о любви? Я говорю о Челтнеме! Ты нужна Челтнему! Ты должна это сделать!
Огонь, согревавший ей сердце, потух. Оливия высвободила руку из цепких пальцев матушки.
– Челтнем?
– Разумеется, Челтнем. Господи, неужели ты легла бы в постель с мужчиной за меньшее?
«Нет, за кое-что большее, пожалуй».
– Значит, ты хочешь, чтобы я соблазнила мужа ради блага Челтнема?
Маменька кивнула и улыбнулась:
– Спасибо, дорогая. До чего приятно было с тобой поболтать! – Она снова похлопала Оливию по руке и встала. – Ну, я должна вернуться к гостям. – И была такова.