Его рот переместился к другой груди, оставив первую, воспаленную, влажную и голую, на холодном воздухе. Теперь оба рукава были спущены к локтям. Ее ладони затерялись в его густых волосах, хватая их, когда он продолжал свой грубый ритм внутри ее.
Она чувствовала себя пронзенной и захваченной в плен и греховно, эротически попранной – и одновременно исключительно живой в его руках.
Он нашел путь, как проникнуть в нее, новый угол и нажим, который внезапно заставил ее вскрикнуть. Она почувствовала, как к первому пальцу присоединился второй, крепко нажимая в ее теснину, заставляя ее шире раздвигать бедра, чтобы принять его. Потом она взорвалась в вихре наслаждения, унесшего последнюю совестливую мысль. Ее не волновало, что она пронзительно кричит. Ее не волновало, что пальцы Уиндема стали влажными от ее влаги, чтоон оставил красные следы и царапины от зубов на ее грудях или что ее соски стали твердыми, и набухли, и болят от его жадного рта.
От нее не осталось ничего, кроме раскаленного добела наслаждения и свободы от него.
Она пришла в себя, осознав, что дыхание вырывается у нее всхлипами, что он убрал руку с ее юбки и теперь держит ее за талию, опустив голову на ее шею.
Она чувствовала его горячее дыхание на своих сосках и понимала, что он достиг такого же освобождения.
Она подняла руки, которые каким-то образом оказались на его плечах, и нежно погладила его по волосам.
– Стент…
– Леди Алисия, – прервал ее Уиндем, голос у него был хриплый. – Я должен просить вас принять мои самые глубокие извинения. У меня не было права так грубо использовать вас.
– Ах, Боже мой, – сказала Алисия с нервным смешком, едва дыша, – надеюсь, вы никогда не будете демонстрировать мне доброту. Это может убить меня.
Стентон не слушал ее. Он сознавал размеры своей ошибки. Он полностью утратил контроль над собой. И в себя он пришел только после того, как ее крики эхом отразились от мраморных стен коридора. Только тогда он снова понял, где он и кто он.
Он заставил себя посмотреть на ситуацию холодным взглядом.
Втайне он всегда надеялся: однажды он встретит ту единственную, женщину, которая сможет пробить броню его сдержанности. Она будет умолять его не только о сдержанности и долге, и она станет его, и только его, навеки.
Однажды.
Но теперь не время. Эта светская вакханалия – неподходящее место, Боже, нет! Не теперь, когда заговорщик на свободе!
Более того, печально известная аморальная леди Алисия, совершенно очевидно, не та женщина.