Он просто возбудил – и все еще возбуждает – ее чувства и животную страсть. Она уговорила себя поверить в то, что отдаться этим чувствам – хорошая мысль.
– Как жаль, – прошептала Алисия. – Я ошиблась.
Ей повезло – она с трудом поверила в свое везение, – что это не затронуло ее сердце.
Леди Алисия спала так же, как и жила, – широко, занимая удивительно много места на гигантской кровати, раскинув соблазнительно округлые руки и ноги. В спальне было почти темно, это позволяло Стентону налюбоваться ею досыта. Коса, заплетенная на ночь, растрепалась от ее беспокойного сна, и ее медные кудри, и так редко подобранные, теперь разметались, по шелковой подушке.
Прозрачная ночная рубашка игриво задралась. Даже в тусклом свете камина Стентон мог разглядеть ее розовые соски и темную тень между раскинутыми ногами. Он рисовал себе, как приникает к этим лакомствам прямо через тонкий, как паутина, батист.
Тут до него дошло, что рубашка дорогая. Значит, она купила ее на его деньги. Почему она выбрала такую соблазнительную рубашку? Он был почти уверен, что делить с ним спальню она не собиралась. Ее смятение не было наигранным… по крайней мере, он так думал.
Ради своей репутации? Улыбка тронула его губы, когда он вообразил, как она заказывает в магазине дюжину бесстыдных рубашек и даже получает удовольствие от сплетен, которые, конечно, тут же распространились.
Улыбка исчезла с его лица. Почему она так стремится разрушить даже остатки того, что еще осталось от доброго имени ее семьи? Что такое сделали ей члены семьи, если она так их ненавидит? Как ему быть: жалеть ее или ругать за то, что она стала им чужой?
Она снова переиграла его приобретением этого неглиже. Что за невероятная женщина! Даже их главная задача – не главное для этой непостоянной натуры!
Единственное, что Стентон мог сказать с полной уверенностью о леди Алисии Лоуренс: она отнюдь не глупа.
И еще одно: ее роскошное тело неотвязно преследует его в мечтах, спит он или бодрствует.
Он отвернулся от этого сладкого тела, раскинувшегося, приглашая, на огромной кровати, и провел дрожащей рукой по лицу.
Нет.
Уже много лет назад он поклялся себе: не важно, как бы ему этого ни хотелось, он никогда не будет делать женщину объектом своих темных страстей. Похоже, его постоянные поиски правды многому научили его в любовных делах, и хорошему, и плохому.
Он теперь знал: никогда женщина не бывает такой честной и правдивой, как извиваясь в оргазме, когда не думает ни о чем, кроме наслаждения, полностью открытая ему. И он пользовался этим и сам получал удовольствие, пока женщина не покидала его постель. Но и тогда он сохранял контроль над собой.