Еще одним новым увлечением Валеры, помимо древнегерманских диалектов, стала политика. Ковалев бегал по митингам, примыкая то к одному движению, то к другому. Он страстно ругал Гайдара, с напряженным вниманием следил за заседаниями съезда народных депутатов, изучал биографию Черномырдина, призывал друзей и соседей голосовать за Ельцина. Домой он приходил поздно, чтобы поменьше общаться с женой, раздражающей его своими новыми нарядами и незнакомыми терпкими духами. Слова жены о том, что его аспирантской стипендии хватает только на два батона хлеба и полкило колбасы, окончательно выводили его из себя. Он начинал кричать.
— Чего тебе не хватает? Тряпки есть, муж есть, еда есть. Работаешь в хорошем месте, ходишь по ресторанам. Меня хочешь унизить? Я никогда не скажу и слова против твоих поздних возвращений и ресторанов, клянусь честью!
— Ах так! — заводилась Светлана. — Ты думаешь, я там красиво отдыхаю? А ты не задумывался, что я работаю как проклятая? Рестораны! — Она нарочито громко гремела кастрюлями. — Разве я их вижу? Для меня ресторанные стены одинаковы, разные только люди! Я ничего не помню, кроме перевода! А командировки! Что же ты о них не вспомнил? Ведь я там тоже отдыхаю!
— Не заводись. — И Валера закрывался газетой.
Скандалы случались все чаще; работа отнимала у Светланы все больше сил; Валера же словно забаррикадировался от всех проблем в своем маленьком уютном мирке древнегерманских диалектов. Правда, он научился извлекать пользу из домашних скандалов: распалял себя до «кровавых мальчиков в глазах» и выплескивал всю энергию, которая бушевала в нем, не находя должного применения, на Светлану, обвиняя ее в том, что она женила его на себе, испортила его молодую жизнь и помешала карьере.
Какой мужик станет терпеть рядом жену, зарабатывающую больше его?
Но однажды в ответ на свои упреки он не услышал ничего, кроме постукивания вешалок в шкафу и шуршания целлофановых пакетов. Зажав в зубах сигарету, Лана методично собирала свои вещи.
— Ты куда? — Валера беспомощно улыбнулся.
— Домой, — просто отозвалась жена, — к своим родителям.
— Как? Куда?! То есть…
. — Все, Ковалев. Всему есть предел. Я устала, безумно устала от тебя, твоих проблем, германских диалектов. Я устала быть твоей нянькой, мне скоро двадцать пять лет, и я хочу начать все сначала, понимаешь?
— Никуда я тебя не отпущу! — загрохотал он.
— А я тебя и спрашивать не буду! — отрезала Светлана, вытаскивая чемоданы в прихожую.
— Не пущу! — Он встал перед ней и раскинул руки.
— Брось! — жестко произнесла Лана и, отодвинув Ковалева в сторону, открыла дверь. Валера бестолково забегал, но Светлана ловко подхватила чемоданы и, вызывающе тряхнув головой, решительно двинулась к лифту.