— Боже мой! Что же делать? — в панике схватился за небритые впалые щеки Харитоныч. — А давай, лучше ты мне будешь должен! Будто ты мне принес десять тысяч отдать. Мне кажется, это как-то более… Правдоподобно.
— Да? — скривился Петр. — А мне так не кажется. И к тому же у меня нет таких денег.
— А сколько есть?
— Сейчас сосчитаю… Тридцать пять рублей, двадцать одна копейка. Двадцать две копейки.
— Не годится… Что же делать? Ладно. Вот тебе… Одна, две… Три тысячи. Скажешь, что проценты с долга принес. Мол, счетчик тикает.
Ударив наконец по рукам, обрадованные клинёры встали с асфальта, цепляясь друг за друга, и заторопились к дому Харитоныча.
Как мила показалась эксперту его старенькая малогабаритная квартирка! Он с наслаждением целовал занавески, мебель, коврик и миску Памелы, и даже гневную записку жены, в которой его называли блудливым козлищем и обещали по возвращении с дачи немедленно подать на развод, а также напоминали, что кефир в холодильнике и что надо поливать цветы.
— Никогда! — твердил Харитоныч, приплясывая в фартуке у плиты. — Никогда больше! Ни за какие… Нет, только за очень большие деньги я решусь на такие выкобеньки!
Петруша тоже был наверху блаженства, потому что наворачивал яичницу из пяти яиц с черным хлебом, с помидорами и салом. На радостях приятели даже раскупорили бутылочку водки, припасенную Харитонычем на черный день и скрываемую от супруги в сливном бачке унитаза, где продукт заодно и охлаждался.
— Тебе побольше, мне поменьше… — потчевал гостя Харитоныч. — А то я стар стал, с одной рюмки пьянею… Только вот никак не могу запомнить, с какой — с тринадцатой или с четырнадцатой…
— А я тебе… Даже завидую… — говорил с набитым ртом Петр. — Мне вот как раз такого… Эдакого и не хватает. Динка говорит, мне не хватает харизмы. Это что-то вроде нахальства. Простоват я для нее. Я даже разговаривать с ней боюсь. Вот с тобой — запросто. А ей даже в любви признаться не могу. Харитоныч, эй! Как лучше сказать Дине, что я ее люблю?
— Так вы же полгода уже живете! — выпучил глаза Харитоныч. — И ты ни разу не говорил ей, что любишь?
— Не говорил, — помотал большой головой Пет руша. — Как-то все некогда было.
— Эх вы, молодежь!.. — скривился Харитоныч.
— А чего — молодежь? Живем вместе — это одно. А люблю — это совсем другое… Это значит, мне без нее плохо.
— Ну вот так и скажи.
— А если смеяться станет? Или «неотложку» вызовет?
— Не станет она смеяться. Она понятливая.
— Интересно, где она сейчас?.. Представляешь, все обшарил! Ну просто все углы облазил! Ноги горят, чугунные прямо. Нигде нет.