Подъезжал и отъезжал он от Аспреваля всегда c некоторым страхом: Жером и, Жюстен буйствовали около замка. С той минуты, как было решено, что они идут на войну, оба беспрерывно упражнялись в стрельбе из мушкета. Удивительно, как еще они никого не убили. Корвизо всякий раз казалось, что у него мимо ушей свистят пули, и он еще больше возненавидел двух братьев за тот страх, который перед ними испытывал.
Курьер от маршала прибыл только к концу апреля. Вот уже несколько дней как Антуан был на себя непохож: окрестности облетела весть о победе. Г-н де Маниссар подтверждал событие. Король имел удовольствие обратить неприятелей в бегство, и его величество был так доволен оборотом, какой принимали дела, что постановил всю тяжесть кампании переложить на маршала и вернуться в Версаль.
Антуан был в отчаянии, но маршал убеждал eгo, что в случаях отличиться не будет недостатка и чтобы он ехал к нему в Дортмюде, к осаде которого он собирался приступить. Он прибавлял, что так как г-н Даланзьер приезжает на несколько дней в Виркур и затем возвращается обратно в войска, то они могли бы совершить путь вместе.
Возвращение толстого комиссара имело следствием то, что прощание Антуана с г-жою Даланзьер происходило на лоне природы. Она отправилась посетить хутор Бюрон, и Антуан встретился там с нею как бы случайно. Луговая трава мягка была для них в последний раз. Они долго просидели друг подле друга. Воздух был теплый и легкий. Каждый думал о своем, в чем уже есть начало забвения. Любовь, основанная только на взаимном наслаждении, не переживает его, и отсутствие Антуана полагало ей естественный и насильственный конец.
Если прощание с г-жою Даланзьер было легко, то расставание г-на Поканси с сыновьями было коротко. Жером и Жюстен удостоились с его стороны только довольно сухого кивка головой. Старый Анаксидомен удержал Антуана за руку и закрыл дверь на лестницу, по которой, толкаясь, спускались младшие братья.
– Настала минута, сударь,– сказал он,– расстаться, причем неизвестно, увидимся ли мы еще раз.
Антуан сделал движение. Г-н де Поканси засмеялся.
– Успокойтесь, сударь, я боюсь за себя.
Г-н де Поканси ходил по комнате. Длинная хламида в цветочках хлопала по его тонким икрам. Со своими широкими рукавами, пестрыми и раздувающимися, 'он имел вид старой бабочки, блестящей и вылинявшей.
Он снова начал:
– Я должен извиниться перед вами за то, что так долго продержал вас в этом старом замке, где единственным занятием вашим было слушать мои россказни о прошлых временах. Они не должны были внушить вам высокого мнения обо мне. Вы не будете там об этом вспоминать! Мне бы хотелось, чтобы вы нашли в них заслуги, которые я, как и всякий другой, мог бы оказать государству, и чтоб это послужило вам подспорьем, но там нет ничего подобного, и вы должны рассчитывать на себя одного. Вам достаточно будет вашей наружности и ваших достоинств. Если я имею некоторое отношение к первому, то ко второму не причастен. Я сделал вас одним из Поканси, ваше дело – сделать Поканси кое-чем. В моем лице он был только старым Анаксидоменом. Выпейте за его здоровье и за ваше и возвращайтесь к нам рано или поздно.