Когда они выехали на дорогу, Асгард пришпорил коня и поравнялся с ней. Склонившись и заметив ее бледность и то, что плечи ее трясутся, он посадил Идэйн впереди себя.
Сидеть на боевом коне Асгарда было все равно что ехать на живой горе. С минуту Идэйн не могла перевести дух. Потом со вздохом прильнула к его груди. Даже сквозь белый плащ тамплиера и сквозь металлическую кольчугу она чувствовала трепет его сильного поджарого тела.
И постепенно она перестала дрожать.
Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской территории, и армия сделал рывок на восток от Честера, чтобы перехватить их.
Идэйн, не привыкшая к столь длительной верховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломенный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказалась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинство самых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хозяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свернулся клубочком и тотчас уснул.
Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувствовалось дыхание весны. Идэйн лежала, завернувшись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в ветвях деревьев. Недалеко от нее, между оруженосцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и темный крест да бледный ореол волос Асгарда.
Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пламенно и долго молиться, а также что за удовольствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.
Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счастье – в этом безупречном лице с тонкими чеканными чертами не было радости. Да она и не думала, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.
Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно расправил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.