Три дня спустя Ахметели разрушил и вторую легенду арестованного. Лазутчик заявил, что вместе с ним границу перешли Иса Мурадов и Рифат Эрдоган. Сделав это признание, он, жалобно вопя, стал просить прощения у аллаха, которому поклялся не открывать правду неверным.
Каковы цели заброски? Лазутчик только мотал головой. Он не знает, ему, слабоумному, не сказали. А может быть, и говорили, да он забыл. Память никуда не годится, напрасно лечил свою память у муллы и дал ему сто лир и баранью ногу. Главным шел Рифат Эрдоган. А его, Хасана, взяли в качестве проводника и носильщика.
Ахметели видел — до полного признания еще далеко. Выдает товарищей, но свое лицо еще прячет. Откуда он родом? Точно ли из Узундага? Прежние обитатели Узундага рассеялись, отыскать их будет нелегко…
В тот же день, рано утром, объявился второй нарушитель. Голодный, обросший, продрогший в пещере, где он провел несколько ночей, он пришел на кочевку к Арсену Давиташвили, и чабан принял его, как гостя. И отрядил племянника Гиви на заставу.
Подросток заикался от волнения, сообщая Сивцову новость. Странный человек сидит у дяди! Приехал из Средней Азии, но похоже, не в поезде, а в фургоне с мусором, до того он грязный, этот Мурадов.
— Дядя знает его. Давно знает. А все-таки, говорит, документы проверить надо…
Сивцова уже предупредили. Не спугнуть — таков был смысл инструкций, полученных им.
— Хорошо, — сказал капитан. — Проверим.
Он передал новость в отряд, потом вызвал дежурного по заставе.
— Где Тверских?
— У вольеров. С собакой своей нянчится, товарищ капитан. Как с ребенком.
Игорь недолго был в разлуке с Гайкой. Сразу же после поиска в камышах он помчался в комендатуру, к фельдшеру, который оказал ей первую помощь. Оттуда отвез Гайку в Сакуртало, в ветлазарет отряда. Пока длилось лечение, Игорь приходил в казарму только спать. Он кормил Гайку; в сумке его не переводились лакомства — сахар, кусочки мяса. Часами он чистил Гайку — сперва волосяной щеткой, а потом суконкой, до блеска. «Жаль, шерсть у нее короткая, — шутил ветеринар, — а то бы вы и завивку ей сделали». В перевязочную Игорь вносил Гайку на руках, ставил на стол, приказывал «стоять!» Собака покорно подавала лапу врачу, терпеливо выдерживала боль, кося глазами на Игоря.
Раненая Гайка была укором для Игоря. Другой, более опытный пограничник действовал бы иначе. Задержал бы нарушителей, сберег бы собаку. Вспоминались и злополучные, забытые ракеты…
Никто не винил его. О ракетах никто и словом не обмолвился. Операция, говорят, протекает нормально, лазутчики не ушли, один уже под замком, другой замечен и за ним следят, чтобы выловить третьего. Нащокин, сам Нащокин сказал, что Игорь вел себя храбро и что он поедет в отпуск на родину, как только кончится поиск. Игорь больше удивился, чем обрадовался. Чем он заслужил? Ведь задержал-то не он!