Тропа Селим-хана - Владимир Николаевич Дружинин

Тропа Селим-хана

Границы нашей страны сильно изменились. Сплошная цепь враждебных капиталистических государств, опоясывавших Советский Союз, рассыпалась. Теперь большинство наших соседей — страны, строящие социализм. Но капиталистическое окружение продолжает существовать и кое-где непосредственно подступает к нашим границам.На боевом посту по охране государственных интересов нашей Родины стоят воины-пограничники. Немало написано уже о их героических делах и, наверное, еще немало будет написано.

Читать Тропа Селим-хана (Дружинин) полностью


Осенью 195… года я гостил в Грузии, у моих друзей-пограничников.

— Эх, приехать бы вам пораньше! — говорили мне. — Тут такое творилось…

Увы, я не был свидетелем памятного поиска. И мне пришлось вооружиться блокнотом, знакомиться с участниками событий.

Сейчас они словно обступили меня. Вот Игорь Тверских со своей собакой Гайкой. Вот братья-близнецы, связисты Весноватко, из которых один — верзила Антон — известен как «старшой», хотя он старше худощавого, веснушчатого Димитрия всего на полчаса. Я вижу черные, чуть насмешливые глаза Лалико, дочери Арсена Давиташвили, знатного чабана. Вижу старожила границы — подполковника Романа Нащокина. Вижу неторопливого, дотошного следователя Вахтанга Ахметели и многих других хороших людей.


Передо мной дергается, закатывает глаза Нияз-Мехмед-оглы, бандит с повадками юродивого. Его я тоже видел и слышал его показания на суде.

С начальниками Нияза, организаторами «Рикошета» мне встречаться не приходилось. Восполнить пробел помогли записки Сайласа Дарси, недавно опубликованные за границей. Я выбрал из них наиболее существенное и перевел. Читатель найдет здесь подлинные отрывки этого примечательного документа.

Собственные имена и географические названия мною частично изменены.

1

— Все ясно, — сказал Сивцов.

Он поглядел на ручей, вздувшийся от недавнего ливня. Нет, дальше идти незачем. От пролома в заграждении собака привела прямо сюда, к водопою.

Часто дыша, она обнюхивала следы. Свет луны упал в лощину, ручей блеснул, как выхваченный из ножен клинок, и на берегу, в вязкой черноте ила, резче обозначились отпечатки острых, раздвоенных копыт.

Сивцов нагнулся, измерил промежутки. Да, все ясно — кабан. Старый, грузный хряк, пудов на десять. Он шел вразвалку, лениво вытаскивая ноги из ила. Тут он стоял и пил из ручья — вон как глубоко вдавились копыта.

— Мяса-то пропадает, товарищ капитан, — вздохнул солдат Тверских, — сила!

Были еще следы — давние, размытые ливнем. Сивцов не раз видел, как сверху, из леса, поясом охватившего гору, двигались к водопою дикие кабаны: мохнатые, клыкастые секачи и гладкие, розово-серые поросята. Страсть охотника Сивцову незнакома, но рука его невольно тянулась к оружию. Жаль, стрелять нельзя: рядом граница.

Солдат притянул к себе собаку за поводок, потрепал по маслянистой холке.

— Гайка, Гаечка, — басовито выпевал он. — Нам бы с тобой отбивную свежую, а?

«Почему именно гайка? — подумалось Сивцову. — Длинная, поджарая, остроухая. Странные клички достаются собакам…» Мысли начальника заставы возвращались в спокойное русло.