— Прикажите доставить арестованных в ваше поместье в Баскборне? Там вы можете лично решить судьбу жонглера и ведьмы… решить так, как вы посчитаете правильным.
Внезапно арестованный откинул назад голову и запел. Зазвучавшая мелодия была необыкновенно мелодична и волнующа, но, к сожалению, Констанция опять не поняла ни слова. Она повернулась к прелату, но тот только покачал головой.
— Мы плохо понимаем его язык, но что поймем, постараемся вам перевести.
Надо быть действительно сумасшедшим, чтобы петь в такой ситуации, и жонглер, вероятно, не остановится… «Он опять попытается напасть на Эверарда, — подумала Констанция, — хотя, скорее всего, это не принесет никакого результата.
Старый прелат перевел ей, что он и теперь призывал в своей песне к неповиновению, но Констанция слушала его невнимательно. Она думала, брать или не брать пленников с собой.
Констанцию окликнули, ее мысли вернулись к действительности. Она увидела женщину, прижавшуюся к дальней стенке колымаги, но не она беспокоила Констанцию, а то, хорошо ли привязан жонглер, надежны ли веревки. Она вопросительно взглянула на Эверарда, но он неправильно истолковал ее взгляд и решил, что она не решается сама принять решение.
— Графиня, даже не думайте о том, чтобы взять его с собой. Вы не слышали и половины его песен и не знаете всех его «подвигов».
— Мы больше не дадим ему возможности петь свои песни, а если вы не можете заставить его замолчать, то вставьте ему в рот кляп.
. Молодой человек перестал петь так же неожиданно, как начал. Он уставился на Констанцию, его глаза метали молнии.
— Сука! Ты даешь такое распоряжение! Мне кляп?!
В неописуемой ярости арестованный огромными сильными руками ухватился за край колымаги, пытаясь дотянуться до Констанции, но это ему не удалось. Тогда он прохрипел, что Бог создал нас свободными, и никто не имеет права лишать свободы, тем более не имеет права затыкать рот кляпом! Два рыцаря оттолкнули его от края колымаги, он пытался еще что-то сказать, но уже не мог, так сильно веревка впилась ему в горло. Повернувшись к Констанции, жонглер немного отдышался и снова закричал:
— Мы будем петь для вас песни! Я клянусь в этом, а также клянусь, что сделаю все возможное, чтобы уничтожить твоего рыцаря его же собственным хлыстом!
Констанция пришла в ужас от такой вспышки ярости, она подумала, что подвергнет Эверарда большей опасности, если прикажет ему сопровождать жонглера на всем пути до ее поместья.
«Он действительно сумасшедший», — решила Констанция, но помимо этого она поймала себя на мысли, что думает совершенно о другом. Она чувствовала, что он будет неотразим в постели. Констанция твердо решила его отослать с глаз епископа. Она убеждала себя, что делает это только потому, что считает, что нет никакого резона наказывать, кого бы то ни было за его безумство.