Он предложил Амелии еще вина, и она, только теперь осознав, насколько ее мучила жажда, выпила его охотно. Помрой одобрительно улыбнулся:
– Я так и знал, что вино придется вам по вкусу. Леди любят сладкое.
«Даже солдату время от времени требуется что-нибудь сладкое», – вспомнила Амелия.
Отчаяние охватило ее. Как ей хотелось сейчас взять назад жестокие слова, брошенные Лукасу сегодня днем! Он, может, и негодяй, но своего внимания он ей не навязывал. И даже то, как он за ней ухаживал, было отчасти результатом ее ошибки. Если бы она не позволила ему поцеловать себя в тот вечер, когда они познакомились, он скорее всего не стал бы использовать поцелуи с целью получить от нее нужные ему сведения.
– Хотите еще вина? – спросил лорд Помрой.
– Нет.
Вино, которым он ее напоил, вызвало тяжесть в желудке. И почему Помрой так уверен, что Лукас не последует за ними?
Маркиз завинтил пробку на фляжке и принялся проверять, что у него есть из провизии.
– Съедите что-нибудь? Хлеба с маслом?
– Я хочу лишь одного: чтобы вы меня развязали.
– Понимаю, что это вас беспокоит, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам было удобно.
– Удобно! И вы называете удобным быть связанной, как свинья, которую везут на рынок!
– Это все лишь до тех пор, пока не подействует лауданум – настойка опия.
Амелии стало зябко.
– Опий? – Когда же он дал его ей... о нет, только не это! – В вине был опий? Но ведь вы тоже пили вино!
– Верно. Но я почти невосприимчив к его действию в отличие от многих людей.
Амелии снова стало трудно дышать. Или это лауданум вызывает перебои в дыхании? И какой-то странный, до сих пор неизведанный жар в крови? И от этого отяжелели веки?
Внезапно ей ужасно захотелось спать.
– Вы... отравили меня...
– Разумеется, нет. Я дал вам ровно столько, сколько вас успокоит, вот и все. Не бойтесь, ангел мой. Я хорошо знаком с лауданумом. Мне давали его много лет назад, чтобы унять боль от ран, полученных в сражении. С тех пор я и стал любителем опиума.
Она закрыла глаза.
– Значит, в-вы... наркоман?
– Если вам угодно, называйте это так.
Это сделало Помроя более интересным. Нет, что она только думает? Это проклятое снадобье затуманило ее разум.
– Мне никак не угодно называть это... – Амелия тряхнула головой, чтобы прояснить ее. – Что я сказала?
– Ничего, дорогая.
Он погладил ее по щеке. Или это воспоминание о том, как Лукас...
Амелия откинулась назад и едва не упала с сиденья на пол.
– Я не хочу... Я не... Он улыбнулся:
– Отдохните, мой ангел. Потом вы почувствуете себя лучше.
Голос его доносился до Амелии словно из туннеля. Сквозь туман она видела, как Помрой кладет ее ноги себе на колени и начинает развязывать узлы.