Ну так вот, он, безусловно, ошибся. И она скажет ему об этом, как только они останутся в следующий раз наедине.
«Но ведь ты не знаешь всего того, что известно ему. Что, если у него есть неопровержимые доказательства?»
Что же, она добьется, чтобы он предъявил их ей. В конце концов, сколько можно топтаться на одном месте? Она увидит Лукаса на обеде у Кирквудов и потребует выложить все свидетельства против Долли, чтобы она имела возможность их опровергнуть. И после этого она вышвырнет негодяя из своей жизни раз и навсегда.
– Вам нехорошо, дорогая? – услышала Амелия вопрос миссис Харрис. – Вы, как я вижу, расстроены этими новостями.
Амелии вдруг ужасно захотелось рассказать обо всем миссис Харрис. На ее благоразумие она, безусловно, может по-ложиться.
Но если все это не более чем результат чрезмерного рвения Уинтера? Миссис Харрис между тем может навсегда изменить свое отношение к Долли, да и ко всей их семье. Или же, обеспокоенная намерениями Лукаса, она может настоять на том, чтобы все-таки написать папе и Долли, невзирая на протесты Амелии. Ужаснее всего было бы, если бы Долли потеряла ребенка из-за того, что на поверку оказалось бы полной чепухой.
Нет, лучше держать язык за зубами, пока она не объяснится с Лукасом. Тогда она сможет определить приемлемую линию поведения. Скажем, если доказательства майора будут выглядеть существенными, ей, вероятно, придется спешно уехать в Торки и обсудить создавшееся положение с отцом.
– Со мной все в порядке, – заверила она миссис Харрис, – мне просто неприятно, что Лукас оказался таким скрытным.
Миссис Харрис обняла ее за плечи:
– Майор познакомился с вами всего несколько дней назад. Вы не вправе ожидать от него полного доверия так скоро. Подобные вещи требуют времени.
– Я знаю.
Материнский жест миссис Харрис тронул Амелию. Она на минуту опустила голову на грудь вдове, потом высвободилась из ее теплых объятий.
Она как-то сбилась в счете времени. Лукас не случайно упомянул о его недостатке. Быть может, его правительство оказывало на него давление, настаивая на скорой поимке Теодора Фрайера? Или он сам форсировал ухаживание с целью побыстрее добраться до ее мачехи?
Скорее последнее, если учесть нетерпеливый норов Лукаса. Доказательство тому – его поведение на шебеке.
Амелия поморщилась. А ее поведение? Стыдно сейчас об этом думать. Она вела себя ничуть не умнее Уинтера, бросившись очертя голову к нему в объятия и при этом понимая, что его влечение к ней притворно.
Однако оно как-то не выглядело притворным. Когда он шептал ей «пожалуйста, милая» или «умоляю тебя, моя сладкая Далила», это казалось вполне, вполне искренним.