– Мой малыш, мой дорогой.
В камине опадал пепел, на стене медленно, торжественно тикали часы.
На следующий день дул северный ветер, и, хотя было воскресенье, капитан Коллинз твердо решил отчалить с вечерним отливом. Вещи Джозефа были доставлены на борт и поставлены рядом с его койкой в носовом кубрике. Вся семья спустилась в порт, чтобы проводить его и пожелать ему счастливого плавания. Томас тепло пожал сыну руку и, пожалуй, слишком старательно высморкался, когда увидел, как он вместе с другими матросами спускается в шлюпку и отплывает к кораблю.
Томас любил своего красавца сына и, несмотря на все его буйные выходки, гордился им. Сэмюэль, Герберт и Филипп хлопали брата по плечу, в шутку называя заправским моряком, а сам он до конца остался верен своему смеху и шуткам. Мэри украдкой положила ему в карман пару шафрановых булочек, а Лиззи подарила букетик белого вереска, который нарвала на холмах. Джанет стояла немного поодаль и спокойно разговаривала с кем-то из знакомых. Джозеф тоже не решался подойти к ней, отпуская в разговоре с отцом какие-то веселые замечания по поводу погоды.
Проходили последние минуты, нет, уже летели – все быстрее, быстрее улетали они в безнадежном клубке времени. Джозеф сделал шаг в сторону Джанет. Шлюпка была готова отчалить к кораблю, ждали только его.
Джозеф схватил руки матери и торопливо, порывисто поцеловал ее в шею под ухом.
– Я не могу собраться со словами, – пробормотал он, – было что-то… много чего, что я собирался тебе сказать. Все вылетело… в моей голове нет ни одной мысли.
Он тяжело сглотнул. Джанет смотрела поверх его головы. Казалось, в ее сердце не было ни единого чувства. Ее члены окаменели, язык отказывался двигаться. Она заметила, что у Мэри капор съехал набок, отчего у нее был глупый вид, словно у пьяной. Не забыть бы сказать ей об этом.
– Да, – только и сказала она.
– Не… не простудись… не заболей, не забудь, что вечерами уже прохладно, – сказал он ей с отчаяньем в голосе.
– Нет… ах! Нет! – Джанет с удивлением слышала собственный голос, глухой и холодный.
– До свидания. – Она с ужасом посмотрела на него, ее глаза пожирали его лицо, руки нелепо впились в шаль. – Ты уезжаешь?
Он отвернулся от нее и с воплем соскочил в шлюпку.
«Наляжем на весла, помчимся, как черти».
Шлюпка заскользила по воде, и он исчез.
Неожиданно, призывая на вечернюю молитву, зазвонили колокола Лэнокской церкви.
Обычно они звучали светло и мягко, навевая покой и умиротворение, но сейчас гремели громко и яростно. Страшные, монотонные, неумолимые в своем нескончаемом призыве, звучали они в ушах Джанет, сливаясь в дикое смешение звуков.