Тут его взгляд просветлел.
– О, Аннабел! – позвал он. – Моя прелестная женушка!
– Я пока еще не твоя женушка, – ответила она, появившись в дверях. Он скользнул по ней взглядом, и знакомое чувство вожделения охватило его с такой силой, что он едва не затрясся. Ему сделалось неловко. Он совсем перестал владеть собой. Эван ощутил очередной прилив раздражения, а потому послал ей свою самую вкрадчивую улыбку.
– Знаю, ты придешь в восторг, узнав, что наша пропавшая курица вернулась домой, – молвил он, вытянув указательный палец в сторону куста, на котором сушилась простыня.
Визг Аннабел перепугал курицу до такой степени, что она с громким кудахтаньем взлетела в воздух.
– Убирайся прочь с моей простыни! – кричала она. – Ты… ты тупая курица!
Эван запрокинул назад голову и расхохотался.
– Если б мы только научили ее пользоваться ночным горшком! Эта курица…
Аннабел сжала кулачки.
– Не смей надо мной смеяться! Я потратила столько времени, чтобы выстирать эту простыню. А теперь… теперь… из-за нее все насмарку! Мне придется идти обратно к этому ужасному ручью и мучиться снова!
К ужасу Эвана, на глазах Аннабел выступили слезы.
– Я никогда не плачу! – крикнула она ему.
– Знаю, – ответил он. – Я хочу сказать, конечно, не плачешь.
– Это просто оттого, что вода была такой холодной. – Она смахнула слезы. Эван окинул взглядом пыльную поляну и почувствовал себя полным болваном. С какой стати он заставил леди жить в лачуге? Он гордился тем, что заботлив и добр по отношению к другим.
– Я сам выстираю простыню, – сказал он. – А ты приготовь картошку.
Вода в ручье была ледяной, и он весь промок. Он никак не мог оттереть пятно, посаженное курицей, пока не потер простыню о камень, после чего на месте пятна образовалась дырка. Всякий раз, как он нагибался, пчелиные жала жгли ему зад. Вода залилась в его ботинки. Он умирал с голоду, и ему нужен был обед из четырех блюд, а не очередная обуглившаяся картофелина.
Войдя в дом, он понял, что картошки – ни обуглившейся, ни какой другой – не предвидится. Огонь снова потух, а Аннабел и след простыл. Он подошел к очагу и заглянул в него. Похоже, она пролила воду. Замечательно. У них не было ни огня, ни еды, но зато у них были мокрые ледяные простыни.
Неужели он потребовал слишком многого, попросив ее сварить картошку?
Размашистым шагом он снова вышел на улицу и увидел, как Аннабел выходит из сарая, прижимая к груди чурбан. Белое кружево, которым был оторочен лиф ее платья, покрывала древесная пыль. Вид у нее был измученный и грязный. Чувство вины металлической горечью отдалось у него во рту.