Эван давным-давно решил, что одно дело верить в Бога, и совсем другое – осаждать Его просьбами, словно капризный ребенок, выпрашивающий сладости. Но нынче вечером он нарушил свое собственное правило и вознес к небу жаркую молитву.
Слова, в которые он ее облек, были не слишком изящными, и услышь ее Пегги, она могла бы оскорбиться. Но Пегги… Пегги держала сейчас на руках свою крошечную Анни (имя Аннабел они с мужем сочли чересчур изысканным) и была невыразимо счастлива. Рыжие вихры Анни выдавали в ней шотландку до мозга костей: с лица ее отца не сходила ухмылка, равно как и с лица (когда ему сообщили эту новость) Мака.
Эван еще не успел отойти ко сну, а почтенный Мак уже добрался до лачуги, благоразумно прихватив с собой огромную корзинку с едой и смену белья для его сиятельства. Мак с давних пор придерживался мнения, что лорды, равно как и прочие мужчины, меняются в лучшую сторону, наевшись досыта и переодевшись в чистую одежду. Кроме того, его так и распирало от желания узнать, как его хозяин перенес отсутствие двух горячих ванн и трех плотных трапез в день.
В конце концов, у Мака не оказалось времени составить мнение на этот счет: не успела карета въехать на поляну, как граф запихнул свою графиню (или будущую графиню) в экипаж и велел поторапливаться.
Облегчение Эвана с Аннабел оттого, что их спасли, было так велика, что, оказавшись в карете, они даже не разговаривали. Только тогда, когда они уже въезжали в гостиничный двор, Аннабел поняла, что ей все же надо сказать одну вещь.
– Боюсь, я слегка простудилась. Поэтому мне хотелось бы, чтобы мне отвели отдельную комнату, если это возможно.
Прошла секунда, прежде чем он сказал:
– Конечно. Тебе будет гораздо удобнее, и твоя горничная сможет позаботиться, чтобы ночью ты ни в чем не нуждалась. Аннабел… я очень сожалею. – В голосе его сквозило нечто похожее на муку.
Аннабел хмуро посмотрела на него:
– Едва ли ты повинен в моей простуде.
– Я привез тебя в это ужасное место. – Глаза его были почти черными, и в них действительно было страдальческое выражение.
– Должно быть, ты думаешь, что я медленно умираю от такой романтической болезни, как чахотка, – сказала Аннабел. – У меня всего лишь простуда, Эван. Возможно, нос у меня красный, как свекла, но уверяю тебя, я не стою одной ногой в могиле.
Он не улыбнулся в ответ.
– С твоим носом все в полном порядке, – сообщил он.
– Теперь тебе придется понести наказание за ложь, – сказала она, потянувшись к дверце кареты. Но он остановил ее. Сомкнув вокруг нее кольцо своих рук, он отнес ее в гостиницу.