— Не знаю, почему ты все время говоришь о ребенке, Таппи. Я вовсе не беременна, — твердо сказала Карола.
— О? Тогда, моя дорогая, зачем ты надела корсет? Чтобы я не заметил твой живот? Или чтобы предстать в лучшем виде, когда нас прервут?
Она покраснела. Света было немного, однако Таппи не сомневался, что Карола действительно покраснела. Она была настолько хороша, что он снова почувствовал желание.
— Ну? — произнес он сквозь зубы.
— Я не хотела тебя расстраивать.
— Из-за ребенка?
— Никакого ребенка не существует! Видишь? Корсет не прикрывает даже мой живот.
Она пригладила ткань ночной рубашки, и он увидел, что корсет заканчивается над линией талии. Округлый живот пробудил в нем желание.
— Тогда почему ты здесь? — растерянно спросил Таппи тоном человека, который никогда не понимал свою жену, включая ее рыдания в первую брачную ночь.
Помертвев, она прижала руки к щекам.
— Карола?
— Ты был прав, когда заметил, что… размер моего платья изменился со времени нашей женитьбы.
— Что? — Он не казался таким уж потрясенным.
— Я совершила ошибку, придя к тебе в комнату. Это абсурд!
На этот раз она так быстро соскочила с кровати, что он успел только прижаться спиной к двери, пока она хватала свою одежду. Наверное, корсет был одной из женских штучек, которые не нуждались в объяснениях.
— Почему ты оказалась в моей постели? — тупо спросил он, загораживая дверь.
— Потому что хотела соблазнить тебя! — крикнула она. — Но теперь не хочу, болван! И не смей говорить ребенке. Нет у меня никакого ребенка. С твоей стороны безнравственно даже предполагать, что я могла… что я могла лечь в постель не с мужем!
— Ты хотела соблазнить меня?
— Да, хотела. А теперь передумала.
— Нет, ты не передумала. — Таппи схватил жену за плечи и рванул к себе.
Его поцелуй остался таким же неловким, как и раньше. Ничто не изменило манеры Таппи: он был прям, горяч и неловок. И все же Карола таяла от его поцелуя, словно он был нежнее лорда Байрона.
Когда он грубо прижал ее к своему телу, она вдруг затрепетала, и Таппи, быстро повернув ее, притиснул к двери, что было одной из тех немудреных вещей, которые он привык делать.
Он сорвал с нее рубашку, поскольку не мог найти завязки. Руки его дрожали, но везде, где бы он ни касался ее, он чувствовал, что она горит от желания.
Только лежа на ковре, она стала приходить в себя. Карола открыла глаза и увидела мужа, который склонился над нею, опираясь на локти. Она ласково откинула с его лица прядь волос и поцеловала. Но он все еще выглядел обеспокоенным.
— Кара, ты не очень расстроишься, если я сниму с тебя корсет?