— Конечно, — ответила Джина, овладев собой. — К тому же, по мнению Себастьяна, я — женщина исключительной добродетели, — беззаботно закончила она.
— Боннингтон не слишком хорошо тебя знает, не так ли?
— Конечно, он меня знает. Он много лет был моим близким другом!
— Тебе приходилось туго после нашей женитьбы? Я чувствую себя подлым развратником, когда слушаю лекции Боннингтона. Но честно говоря, я думал, что о тебе заботится твоя мать… Или вообще старался ни о чем не думать, — с сожалением признался Кэм.
Она пожала плечами и чуть заметно улыбнулась.
— Для леди столь исключительной добродетели, как я, обыкновенный развратник вроде тебя не представляет соблазна.
— Ведьма. — Он погладил ее по шее. Грубые с виду пальцы оказались на удивление нежными. Она вздрогнула, однако взгляд не отвела, — Спрашиваю тебя еще раз, жена. Зачем ты пришла ко мне среди ночи? Я абсолютно уверен, что Боннингтон этого не одобрит.
— Разумеется, — ответила Джина, наконец вспомнив о цели своего прихода. — Я хотела забрать подарок матери.
— О! — Несколько секунд он смотрел на нее, затем повернулся к шкафу. — Вот, бери.
Он передал ей деревянный ящичек, прочно и хорошо сделанный, но далеко не изящный, с простеньким запором.
— Тяжелый, — удивилась она.
— Я не открывал его.
— Знаю.
Кэм никогда бы не позволил себе интересоваться вещью, предназначенной другому человеку. Глубоко вздохнув, Джина открыла крышку, но увидела только ярко-красную рябь блестящего атласа. Кэм заглянул поверх ее плеча.
— Довольно кричащий, — заметил он. Поскольку она, казалось, окаменела при виде яркой ткани, предложил: — Разреши мне?
Она кивнула, и он быстро снял верхний слой.
Под ним лежала статуэтка.
Это была фигура обнаженной женщины высотой примерно в две ладони. Взяв подарок матери, Джина автоматически сжала пальцами талию статуэтки, чтобы защитить ее от взгляда Кэма.
— Алебастр очень высокого качества, — объяснил Кэм и протянул руку. Но ее пальцы сжались еще крепче, и он мог видеть только голову и ноги статуэтки. — Возможно, это Афродита. Лицо как у Афродиты, выходящей из воды, с картины Тициана. На ней есть одежда?
— Нет, — прошептала Джина, чуть не плача. — Она совершенно нагая. Мать подарила мне нагую статуэтку.
— Это не просто нагая статуэтка, — быстро сказал. — Розовый алебастр очень ценный. Она закусила губу и положила фигурку обратно в ярко-красную постель, лицом вниз.
— Похоже, Себастьян был прав. Очевидно, моя мать думала, что мне будет приятно иметь фигуру обнаженной женщины… видимо, в моей спальне?
Джина захлопнула крышку и отодвинула ящичек в сторону. Кэм видел разъяренных женщин и прежде, но сейчас перед ним была женщина, находящаяся вне себя от бешенства.