— Ты себя недооцениваешь. У тебя прекрасная гладкая кожа. И великолепные локоны. — Эсма накрутила на палец ее мягкую прядь. — Взгляни! Ты просто мечта парикмахера. Джина хотела бы иметь короткие волосы. Ты выглядишь как херувим.
— Ну и что? Он даже не замечает меня. После ухода Джины он только и говорил, насколько она умная. А я дура. Со мной скучно. — Глаза у Каролы наполнились слезами. — Я прошла через всю гостиную, чтобы поговорить с ним. Даже была готова выслушать его утомительные рассказы о тритонах! И что он делает? Влюбляется в мою подругу! Изверг!
— Они все изверги.
— Но я люблю его! — По щекам Каролы покатились слезы. — Он скучный, жестокий…
— Всегда говорящий о тритонах, — вставила Эсма.
— Всегда говорящий о тритонах человек, но он мой. И я хочу вернуть его!
— В таком случае ты должна присутствовать на трапезах. Леди Троубридж поменяла гостей местами, и я сидела напротив бедняги. Думаю, пустой стул рядом с ним отнюдь не увеличил его интереса к тебе.
— Я пыталась беседовать в гостиной. Но он все время только и говорил, как ему было интересно с Джиной, потому что она все знает о разведении форели. В конце концов я дала ему пощечину!
— Мне все ясно, кроме одного: почему ты ударила беднягу Таппи?
— Он меня оскорбил, — процедила сквозь зубы Карола.
— И что же он тебе сказал?
— Вначале он говорил о Джине, а потом, как будто сам этот факт не был оскорблением, сделал ужасное замечание.
— Какое?
— Сообразив наконец, что я подстриглась, он заявил, что длинные волосы Джины — это одно из лучших ее украшений.
— Очень неосмотрительно с его стороны, — нахмурилась Эсма.
— Потом он спросил, не набрала ли я вес.
— Но ведь ты его не набрала, не так ли?
— Конечно, нет. Только он все время смотрел на мою грудь, и сейчас я думаю, что это твоя вина. Ты велела мне надеть красное платье, а оно слишком открытое и подчеркивает мою полноту, — всхлипнула Карола.
— Значит, он смотрел на твою грудь? И потом спросил, не поправилась ли ты?
— Да. Я ответила, что не поправилась, тогда он сказал, что фигура у меня, должно быть, изменилась с возрастом.
Эсма глубоко вздохнула.
— Ты вела себя правильно, Карола, он заслужил пощечину.
— Мне следовало пнуть его ногой. Сначала влепить пощечину, а затем ударить ногой!
— Тем не менее его поведение кажется мне странным, — задумчиво ответила Эсма. — Грубость не в характере Таппи.
— Возможно, у него случайно вырвалась правда. Я старею. Сморщилась, как чернослив, и слишком растолстела.
— Хватит! Он говорил вздор. Никакой ты не чернослив, скорее уж восхитительная слива, которую так и хочется съесть. — Эсма дернула подругу за локон. — Если бы у меня были такие волосы!