— У нее родовая истерика. — Леди Боннингтон поморщилась. — У некоторых женщин такое бывает. Моя вторая троюродная сестра после рождения дочери впала в депрессию. Правда, на то была своя причина — ее муженек мог кого угодно довести до нервного срыва. И тут Эсме перестала плакать.
— У него глаза Майлза, — сообщила она Арабелле, не обращая внимания на маркизу. — Видишь? Они такие же ласковые, как у Майлза, и такие же голубые. А вот самого Майлза больше нет в живых…
— Зато его сын жив и здоров. — Арабелла улыбнулась племяннице. — Уильям — чудесный, крепкий малыш, в нем нет и намека на какие-нибудь дефекты.
— Согласна. — Леди Боннингтон кивнула Эсме. — Я сразу увидела, что ребенок — копия твоего супруга.
Во взгляде Арабеллы появилась неприкрытая неприязнь.
— Почему бы тебе не пойти и не сообщить эту счастливую новость своему сыну, Гонория?
— Обязательно сообщу, — заверила ее маркиза. — Уже иду. Позвольте заметить, леди Ролингс, что я восхищена тем, как вы справились с этим деликатным делом.
Малыш снова начал плакать, и миссис Плак наконец решительно забрала его.
— Он хочет быть со мной, — захныкала Эсме.
— Конечно, конечно. — Миссис Плак передала новорожденного кормилице. — Но все должно идти своим чередом.
Когда вошла Хелен, кормилица принялась заворачивать младенца в теплые пеленки.
— О, Эсме, он такой прелестный! Как он, на ваш взгляд? — обратилась она к кормилице.
— Кругленький, как поросеночек, — ответила кормилица без промедления. — А теперь посмотрим, не захочет ли он позавтракать. — Она села и расстегнула ворот платья. Эсме видела, как Уильям повернулся к кормилице и тихо хрюкнул; его огромные голубые глаза открылись и уставились на кормилицу. Эсме показалось, что он смотрел на женщину точно таким же задумчивым взором, каким смотрел до этого на нее.
В ее груди вдруг возникло странное томление. Это ведь ее ребенок, ее милый Уильям…
— Отдайте его мне! — громко попросила она. Кормилица в растерянности подняла на нее глаза.
— Не смейте кормить моего малыша! — Эсме инстинктивно сжала кулаки. — Немедленно отдайте Уильяма мне!
— Боже милостивый, миледи, — проговорила кормилица. — Но ведь вы наняли меня именно для этого.
— Я передумала. — Ей вовсе не хотелось, чтобы Уильям кого-то еще считал своей матерью. Она сама будет делать для него все, что требуется, включая кормление.
Кормилица сердито покачала головой, но ребенка все же отдала.
— Вам будет не так-то легко, — проворчала она. — Сначала это довольно болезненно. Многие женщины так никогда это искусство и не осваивают. Сказать по правде, грудь благородных дам для этого вообще не годится.