В его голосе слышалась такая невыразимая мука, что у Джиллиан сжалось сердце от сострадания.
– Должно быть, тебе тяжело сознавать, что ты не можешь ничего вспомнить.
– Иногда я просто не могу думать ни о чем другом. Я прилагаю столько усилий, что у меня начинает болеть голова. Мне неприятно чувствовать себя таким беспомощным. Мне кажется… – Тут он сделал раздраженный жест рукой. – Ох, я не знаю, как тебе это объяснить. Словно кто-то приставил лезвие меча к моему горлу, а я не в состоянии за себя постоять. – Он окинул себя взглядом с головы до ног, и губы его скривились в горькой усмешке. – Ты только посмотри на меня! Если кто-нибудь ворвется сейчас в эту хижину, тебе придется защищать меня!
Джиллиан слабо улыбнулась. Как это похоже на мужчин – уподоблять любой намек на слабость битве! Неужели так уж унизительно быть в долгу у женщины? И тем не менее она понимала, почему он чувствовал себя уязвимым. Она чувствовала его беспокойство, досаду на свой недуг…
Тут ее улыбка вдруг погасла.
– Ты хочешь вспомнить, – произнесла она тихо, – но порой мне кажется, что лучше обо всем забыть.
– Так вот почему ты не сказала мне ни слова о том, что ты вдова?
Она растерянно посмотрела на него, не зная, что сказать. Нс дожидаясь ответа он тут же задал ей другой вопрос:
– Как его звали?
– Его? – эхом отозвалась она.
– Да. Твоего мужа.
Тут ее охватил настоящий ужас, ибо, как ни прискорбно, Джиллиан оказалась совершенно не готова отвечать. И зачем только брату Болдрику понадобилось упорствовать в своей чудовищной лжи?
– Э-э… Озгуд. – Помоги ей Боже, но никакого другого имени ей в тот миг в голову не пришло!
– И сколько времени прошло с тех пор, как его не стало?
– Полгода, – ответила она быстро. Не слишком ли быстро? Девушка затаила дыхание, ибо ее собеседник, похоже, не собирался отступать.
– Это правда, что ты все еще оплакиваешь его? Джиллиан вдруг вспомнила об отце. Внезапные слезы затуманили ей глаза, сердце снова переполнилось горечью невосполнимой утраты. Она не смогла произнести ни слова из-за внезапной жгучей боли, сдавившей ей горло.
– Да, я вижу, как велика твоя скорбь, – отозвался Гарет. Отвернувшись, она произнесла чуть слышно:
– А разве настоящая скорбь бывает иной?
– Нет, наверное.
Это казалось необъяснимым, но ее последнее замечание пробудило в нем какое-то странное чувство, внезапно охватившее все его существо. В глубине души он был уверен, что ему когда-то тоже пришлось перенести утрату не менее тяжелую, чем утрата Джиллиан. Однако это ощущение оказалось столь же смутным, как и остальные его воспоминания, и потому нс пробудило в нем боли.