Там, где эти отряды пробивали себе путь в лагерь, звуки были другие – проклятия и крики боли, но не обезумевшие вопли ужаса. Рианнон, прислушиваясь, повернула голову и поняла, что пора уезжать. Глаза ее сверкали изумрудами даже в окружавшем полумраке.
– Дайте мне лук, и я буду охранять телегу, – крикнула она.
Саймон сражался со своим новым скакуном, и эта борьба отвлекала все его внимание. Сьорл, который слышал, как Рианнон пела голосом, доносимым ветром, в Дайнас-Эмрисе, никогда не посмел бы перечить требованиям ведьмы. Он приказал подать легкий лук, и в тот момент, как телега тронулась, прибежал воин с почти игрушечным оружием. Рианнон повесила колчан на плечо, а лук зажала в кулаке.
– Будь осторожен, Саймон, – крикнула она напоследок и ткнула пятками Имлладда, который наконец прекратил свою нетерпеливую пляску и устремился вперед. – Я стану твоей женой, где и когда ты захочешь, так что побереги себя!
Саймон услышал это и в какое-то мгновение едва не свалился со спины жеребца. Он приподнялся и накренился в седле, но колени его сжались, и он с такой силой натянул поводья, что рот у лошади раскрылся. Затем, когда телега и сопровождавшие ее воины исчезли в темноте, он повернул своего коня в том направлении, откуда доносились звуки борьбы, а не паники, ослабил узду и снова с силой вонзил ему в бока шпоры. Конь рванулся вперед. Спустя несколько секунд они уже были в гуще сражения. Саймон по-валлийски выкрикивал предупреждение, и его полуобезумевшая лошадь бросалась в атаку.
С этим отрядом покончили достаточно быстро, но впереди было куда более серьезное испытание. Как только в лагере поднялась паника, не приходилось сомневаться, что тревогу забьют и в замке. Тем, кто там оставался, не понадобилось много времени, чтобы понять, что случилось, и бывшие с королем в Гросмаунте бароны и командиры наемников уже вели на поле боя гарнизон замка, надеясь отогнать нападающих.
Прежде чем они смогли добраться до лагеря и помешать продолжавшемуся грабежу, их встретили оба Бассетта, Сьюард, Саймон и полдюжины других рыцарей со своими конными отрядами. Черному жеребцу теперь пришлось потрудиться как следует, и чужие, жестокие руки, управлявшие им, стали добрыми и твердыми. Шпоры больше не пронзали его бока, а касались ласково, направляя в ту или иную сторону. Незнакомый запах перемешался со знакомыми и стал вполне приемлемым. Теперь всю его энергию и ярость, которые он тратил на борьбу со всадником, можно было направить на лошадей и людей противника.
Столкновение было страшным, за ним последовали полчаса ужасно тяжелого боя, но тех, кто вышел из замка, заставили вернуться обратно. Несколько человек были сброшены с седел, и их лошадей поймали и увели, но в плен никого не брали, хотя пешие рыцари представляли собой легкую добычу. Им просто не давали приблизиться к лагерю, где они могли собрать отряд и отстоять хотя бы лоскутки, крошки от того, что еще не успели разворовать.