— И тем не менее, я не голодна, — твердо сказала она, получая несомненное удовольствие от вида его нахмуренного лица.
— Да мне безразлично, хочешь ты есть или нет, — закричал он, оглядывая ее хрупкую, тоненькую фигурку. — Ты все равно будешь есть! Тебя же может ветром унести! А я не хочу, чтобы ты заболела.
— Уж конечно, это было бы очень досадно для тебя, — уколола его Шина. — Тогда на твоей совести будет не только похищение, но и убийство! Так вот, иди к черту, Рэнд Челлон! Ты не сможешь заставить меня есть.
Глаза Челлона засверкали безумным гневом.
— Упрямая маленькая дурочка! Ты действительно готова уморить себя голодом, только чтобы отомстить мне? Ты что, настолько завидуешь своему брату с его бессмысленной мученической смертью, что готова последовать его примеру?
Шина отступила, не сводя с него потрясенного взгляда. Она чувствовала себя так, как если бы он ударил ее, настолько жестоки были его слова. На лице Челлона отразилось раскаяние, и он быстро шагнул к ней.
—Шина!.. — начал он совсем другим тоном.
— Нет! — закричала она, как безумная. — Нет!
Ничего не соображая, Шина бросилась к входной двери. Она слышала, как Челлон взволнованно звал ее по имени, но она уже пробежала через террасу из красного дерева и сбежала вниз по ступенькам. Теперь она даже не чувствовала пронизывающего холода, хотя смутно ощущала, как ледяной ветер холодит мокрое от слез лицо. Шина неслась, как в прострации, и единственной мыслью, пульсирующей в мозгу, было то, что движет раненым животным — найти укромное место, где можно было бы спрятаться. Она даже не сознавала, что все ее тело сотрясают рыдания. Она сбежала вниз по холму, миновала взлетную полосу и ринулась в лес, росший вниз по склону.
Продираясь через кусты, Шина слышала голос Челлона, который звал ее, но она только ускорила свой бешеный бег, словно газель, преследуемая львом.
Неожиданно она оступилась и полетела в пустоту. Затем окунулась в столь ледяную воду, что чуть не задохнулась. Ее бархатный плащ немедленно промок, его вес неумолимо тянул ее вниз, в смертельную глубину.
Шина отчаянно боролась, чтобы подняться на поверхность, но мокрая одежда держала ее, словно камень. С внезапной ужасающей ясностью она поняла, что тонет. Она сейчас умрет. Наверное, она уже умирает, потому что ее окружает лишь ледяная тьма.
Если бы тьма так и продолжала окружать ее, то это еще можно было бы терпеть, но ее вдруг пронзили яркие цвета, которые менялись, как в калейдоскопе. Их оттенки сливались и перетекали один в другой, пока окончательно не превратились в ослепительный, чистый белый цвет, который она узнала с леденящим ужасом. Белый цвет больницы!