Лорен судорожно вдохнула, пытаясь вынырнуть из этой густой клейкой черноты, но вдох обернулся горестным всхлипом, и девушка разразилась бурными рыданиями. Она прильнула к крепкому, надежному плечу Ариона, но едва сознавала, что делает, потому что черная волна завладела ею целиком.
Море и кровь, кровь и песок, песок и смерть, смерть и лицо отца…
Арион что-то говорил ей, нашептывал, успокаивал, утешал. Он крепко прижимал Лорен к себе, и это было хорошо, потому что иначе она уплыла бы с черной волной, исчезла, обратилась в прах и никогда больше не обрела бы себя.
Она слышала собственный голос — нет, не голос, а слабый, срывающийся шепот, невнятный от горя и страха:
— Я видела его. Я видела его лицо, когда он умирал, и это было лицо моего отца!
— Нет, Лорен, нет, — ласково шептал Арион.
— И тот, другой викинг — тогда, на берегу. Я убила и его, потому что они убили отца. Я хотела убить их всех, но у него тоже было лицо моего отца, а я убила, убила его…
Арион укачивал ее в объятиях, как ребенка.
— Ты спасла меня, любовь моя, а потом защитила собственную жизнь. У тебя не было другого выхода.
— Папа, — сдавленно, по-детски всхлипнула Лорен, прижимаясь к нему, — папа, папа…
Арион обхватил ее обеими руками, теснее привлек к себе, прижался губами к ее волосам. Лорен дрожала всем телом, горестные рыдания с такой силой сотрясали ее, что ему становилось страшно. Что, если она погрузится в свою боль так глубоко, что уже никогда не сумеет выбраться наружу?
Арион ничем не мог ей помочь. Он понимал: Лорен до сих потрясена случившимся. Все его попытки привести ее в чувство могут обернуться только к худшему. Он крепко обнимал девушку, укачивал ее в своих объятиях и нашептывал нежный несвязный вздор, смутно надеясь, что так ей станет хоть немного лучше. И Лорен рыдала, вцепившись в его тунику, словно дитя, которое жаждет утешения.
Наконец она обмякла, доверчиво прильнув к нему своим теплым отяжелевшим телом. Арион замер, затаив дыхание.
Похоже, она все-таки заснула, и в этом не было ничего удивительного. Она ранена и ослабла, придя в себя, оказалась лицом к лицу с худшими своими страхами. Бедная, бедная, храбрая Лорен Макрай!
Волосы ее медно-рыжими волнами стекали ему на руки, лицо было бледным, влажным от лихорадочного пота. Арион бережно, один за другим, разжал пальцы девушки, судорожно вцепившиеся в его тунику, и уложил ее на подушки, так осторожно, что она даже не шевельнулась. Правда, когда Арион укрыл ее одеялом, она едва слышно вздохнула — и все.
Арион протянул было руку, чтобы откинуть со лба Лорен прилипшие влажные пряди, но замер, так и не коснувшись ее. Пятясь, он бесшумно направился к двери.