Джеймс был мрачен, как грозовая туча.
— Англичан мы не приглашали. Они появились на косе первыми. Да и викингов было слишком много.
Мердок ничего не сказал. Он рассматривал вино в своем кубке с таким видом, словно никогда не встречал зрелища увлекательней. Затем он вскинул голову и коротко, весело хохотнул:
— Зато теперь их осталось слишком мало, верно?
Зал отозвался смехом — радостным, хотя и несколько принужденным.
Лорен искоса, украдкой глянула на Ханну. Та замерла, не донеся куска до рта. В ее напряженном взгляде застыла та же тревога, которая охватила Лорен. Но неловкий момент миновал, и трапеза продолжалась так же приятно и непринужденно.
Ближе к концу ужина, когда Лорен поднялась, чтобы уйти, Мердок вдруг схватил ее за руку, притянул к себе, улыбаясь все той же деланой, ослепительной улыбкой.
— Не смей больше прилюдно сомневаться в моих словах! — процедил он едва слышно, но внятно.
Лорен резко обернулась к нему, не веря собственным ушам, но Мердок лишь кивнул, выпустил ее руку и тут же повернулся к сидевшему рядом Квинну.
Лорен безмолвно удалилась в свою комнату и там задумалась о том, что ей уготовила судьба: стать женой чванливого приверженца древних традиций, который не потерпит от нее возражений, пускай даже самых робких. Стать женой человека, который не моргнув глазом прибегнет к силе, чтобы укротить ее. Свидетельство тому — боль в левой руке, которую с такой силой сжимал Мердок. Лорен и представить не могла, как вытерпит такое обращение — и не день, не два, а всю свою жизнь.
Чтобы отвлечься от этих невеселых мыслей, она легла на постель и засмотрелась на звезды, мерцавшие за окном, погрузилась в их яркое отрешенное сияние, в бархатистую черноту ночного неба, подернутого голубоватой дымкой облаков.
Арион наверняка жив. Ей об этом, конечно, никто не сказал, а сама она не осмелилась спрашивать. Однако же Лорен не слышала, чтобы кто-нибудь в разговорах помянул о смерти графа Моргана. Все говорили лишь о битве на Черной Косе да о славной победе шотландцев. А об Арионе — ни слова.
Даже Ханна ничего не знала. Она лишь печально покачала головой, когда Лорен, сбежав ненадолго от занятых предсвадебными хлопотами женщин, шепотом спросила у нее, жив ли Арион. Если бы он умер, Ханна не стала бы молчать. Ханна никогда бы ей не солгала.
Но дело было не в слухах, сплетнях или надежде, которая, как известно, умирает последней, Лорен просто знала, что Арион жив, потому что чувствовала это. Нелепость, чушь — называйте как угодно, но она сердцем чувствовала, что он жив. Он остался на Шоте, в Элгайре. Его душа не зажглась новой звездочкой в том сияющем, прихотливом небесном узоре, который виден из ее окна.