– За все мое царство, – вскричал Генрих, – я не желал бы променять вас на другую! Та, которую вы имеете в виду, нисколько на вас не походит, моя прелесть.
– Совершенно ли вы в этом уверены, государь?
– Как в моем спасении, – отвечал Генрих со страстью в голосе.
– В котором ты отнюдь не уверен, – проговорил снова над его ухом гробовой голос.
– Вот опять, неужели вы ничего не слышали? – спросил снова испуганный Генрих.
– Совершенно ничего, – ответила дама. – Что за странные у вас фантазии, государь?
– И точно, странные! – отвечал дрожавший Генрих. – Я начинаю думать, что дурно поступил, полюбив гугенотку. Клянусь Варфоломеевской ночью, вам необходимо изменить религию.
– Это ты должен переменить свою, Генрих Валуа, – ответил замогильный голос, – иначе дни твои сочтены.
– Господи, прости меня грешного! – вскричал в ужасе король, падая на колени.
– Что вас так сильно тревожит, ваше величество? – спросила его собеседница.
– Прочь! Прочь! Прекрасное видение, – вскричал Генрих, – удались!
– Оставь в покое эту добродетельную гугенотку – продолжал голос.
– Во грехе зачала меня мать моя, – продолжал Генрих.
– Совершенно верно, – отвечал голос, – если же нет, то имя Фернелиуса подверглось постыдной клевете.
– Фернелиус! – повторил Генрих, едва понимая слова, раздававшиеся в его ушах, и вообразив в своем ужасе, что голос назвал себя тенью покойного доктора его матери. – Ты душа Фернелиуса, вышедшая из чистилища, чтобы меня терзать, – продолжал Генрих.
– Ты угадал! – торжественно отвечал голос.
– Я велю совершить ночные бдения за упокой твоей души, мой бедный Фернелиус, – продолжал король. – Перестань меня преследовать, и да упокоит Господь душу твою в селениях праведных.
– Этого недостаточно! – отвечал голос.
– Я все сделаю, что ты прикажешь, мой добрый Фернелиус, – сказал король.
– Люби своего шута Шико, – продолжал голос.
– Как моего брата, – отвечал Генрих.
– Не как твоего брата, а как самого себя, – отвечал голос Фернелиуса.
– Буду, буду, – вскричал король. – Что надо еще делать?
– Перестань по-пустому гоняться за добродетельной Эклермондой и возвратись к той, которую покинул.
– Про которую говорите вы? – спросил озадаченный король. – Кого имеете вы в виду, уважаемый Фернелиус, – королеву Луизу?
– Нет, Ториньи, – отвечал голос.
– Ториньи! – повторил Генрих с выражением отчаяния. – Назначьте любую из моих прежних любовниц, лишь бы не нее, нельзя ли иначе уладить дело?
– Другого выбора нет, – важно отвечал голос.
– Ну, так я лучше соглашусь, – отвечал Генрих, – подвергнуться… Ах, черт возьми! Выходец с того света смеется! Это чья-нибудь шутка! – вскричал он, совершенно успокоившись, поднявшись на ноги и хватая правой рукой находившийся вблизи него предмет. – Здесь есть изменники, – продолжал он, услышав удаляющиеся шаги. – Это не привидение, не Фернелиус.