Роман с Пельменем (Чуприна) - страница 10
- Пельменников, что я вижу, почему вы здесь?
- А что, я вам мешаю?
- Пока нет, но будете.
Аудитория водила глазами с красавицы на чудовище и обратно.
- Вот когда буду, тогда я сам встану и уйду.
- Договорились... если ума и такта хватит...
И спохватившись, она объяснила:
- Дети, я ваша новая учительница по русской литературе. Меня зовут Татьяною Дмитриевною. - Пельмень в такт ее словам кивал, словно подтверждая.
Дальше шло знакомство, только теперь Татьяна вызывала всех по партам и отмечала точками в журнале. Двое еще загорали в Крыму, один - плескался в Тихом океане. Она наградила их буквочками "н". Фитюлечку, как выяснилось, звали Наташа Раздобурдина. Это было существо маленького роста, пухленькая, но не тучная, с ручками как у хомячка, с очень миленьким личиком и кукольными зелеными глазами в толстомохнатых ресницах. Кудри природного русого с медью цвета лезли буквально отовсюду, чуть ли не из ушей. Она была до такой степени кудрява, что вокруг ее головы с косичкой стояло мягкое облако. Одежда вся состояла из оборочек, кружевчиков и нюансиков, на парте перед ней лежал розовый пенал в блестках и с молнией, тетрадка тоже была в какой-то сказочной обложке с мышками, зайчиками, белочками, хотелось не урок вести, а все это трогать и рассматривать. Рядом со спартанскими тетрадью и ручкой Пельменя это выглядело действительно трогательно. Впрочем, Татьяна заметила, что элегантный рюкзак его имеет такой вид, будто его пошила фитюлечка. И сама фитюлечка тоже имела вид, что это ее рук дело.
И Таня твердо решила, что уж теперь-то она точно на свидание с Пельменем не пойдет. И так бы не пошла, но на что он рассчитывал? И думая исключительно об этом, она очень профессионально (то есть, на автопилоте) провела занятие, а потом - еще и еще одно. Ей очень понравились семиклассники, где девочки поразили ее своей зрелостью, а мальчики ослепили невинностью.
Потом она пошла в учительскую сдавать журнал. Секретарь окинула ее змеиным взором и сказала:
- Милочка, вы ошиблись, здесь учительская, а не бордель. Татьяна скромно потупилась, мысленно ответив. Появился Александр Мыколаевич:
- Ниночко, нэ чипайте Тэтянку, в неи росийськомовна специфика. Цэ такой имидж. Политычна повия. Як той Троцький.
- Ах, имидж. Да что вы говорите! А я думала - просто так.
Попрощавшись, Татьяна сразу быстро пошла домой, потому что не хотела попадаться кому-нибудь на глаза в таком отвратительном, таком гнусном, таком раздавленном настроении. Все как будто договорились указать ей на некое место, которое она должна занимать, но которое ей не подходит. При чем тут русскоязычная специфика? Таня не пылала любовью к великодержавной идее. Она всем строем своей психики соответствовала Киеву, и даже местное жлобство ей казалось разумным. Но Пушкин, Толстой, а уж тем более Гоголь, Нарежный и выскочка-Булгаков ее киевской душе откликались больше, чем иные борцы за независимость Украины. Киев был уже столицей Руси. Теперь он - столица Украины. Завтра он будет столицей Цыганских Эмиратов или США - Соединенных Штатов Атлантиды. Мы, киевляне, не слишком правоверные украинцы, а русские провинциалы из нас, как бомж - из короля Лира. У нас своя история болезни и свой рецепт лечения: не позволять никому навязывать себе национальность. Мы, киевляне, породили оба языка - и русский, и украинский. Если бы наш тотемный князь Владимир сделал свой религиозный выбор в пользу мусульманства, то отсель до Дальнего Востока простирались бы гаремы, гаремы, гаремы, а уж о водке русскому мужику бы пришлось забыть. С татарами у московского князя сложилось бы еще лучше (хотя лучше некуда), и они бы сровняли нас с землей еще скрупулезнее (хотя и так грех жаловаться). Впрочем, ровняй нас с землей, не ровняй - над землей находится только верхняя часть айсберга. Что находится под землей, не знает никто. Может быть, там все еще бьется львиное сердце... Но, главное, Пушкин был бы с младых ногтей верным мусульманином, женился сразу на всех Гончаровых, завел бы евнуха и до девяноста лет воспевал деяния Аллаха (велик он и славен!). И я бы, пишущая эти строки, сидела бы сейчас в шелковых шароварах на расшитой жемчугом бархатной подушке и в устной форме создавала бы мыльную оперу вроде "Тысячи и одной ночи" , а моя подружка Таня Шамшетдинова растирала бы нашего с ней повелителя розовым маслом. Хотя, я же совсем забыла. Мы-то, как раз, были бы сейчас католиками. И мифотворческие войска стояли бы отнюдь не в Косово. И меня, скорее всего, сожгли бы на костре высокомерные поляки еще в ХY веке за подозрительно легкий вес и тяжелое поведение.