— Это и впрямь случай нас подвел, верно, милорд?
— Ты просто чертовски догадлив, дружище, — с сухим невеселым смешком заметил Руфус. А затем испытующе глянул на Порцию и резко спросил в гробовой тишине, пришедшей на смену его язвительному смеху: — Вот только как ее угораздило так исцарапаться?
— Малышка удрала, когда мой конь споткнулся, — виновато пояснил Джордж из своего угла возле двери. — И угодила прямиком в терновник.
— Похоже, у тебя вошло в привычку удирать, — сердито буркнул Руфус.
— Да, это вполне естественно, когда у кого-то входит в привычку меня похищать, — фыркнула Порция. Ей ужасно хотелось зареветь в голос, и стоило большого труда не выдать свою слабость перед врагом.
— И нам всем было бы лучше, если бы ты удирала более искусно, — без тени юмора отвечал Руфус. Он снова обратился к растерянному малому у дверей: — Пока все, Джордж. Ступай и заправься как следует едой и элем. Если повстречаешь Уилла — пришли его ко мне.
Джордж неловко поклонился и выскочил вон. А Руфус посмотрел на Порцию, которая застыла возле стола, до боли вцепившись в грубые доски.
— Ну и что теперь прикажешь с тобой делать? — бесцеремонно, с откровенно оскорбительным раздражением в голосе осведомился Декатур. — Вряд ли Като Грэнвилл дорожит потомством своего сводного брата!
Давно сдерживаемые слезы прорвались наконец наружу и полились в три ручья. Порция яростно вытирала их — бесполезно, из глаз все равно катились соленые капли.
Руфус на миг опешил. Пожалуй, из всех возможных ответов на подобную ситуацию он меньше всего ожидал, что Порция Уорт разревется. Он привык видеть в ней закаленного бойца с трезвым, холодным взглядом на жизнь, и столь откровенная слабость повергла его в замешательство. Декатур нерешительно шагнул вперед и спросил:
— Да что с тобой такое?
— А ты сам не видишь, что со мной такое? — выкрикнула пленница, разъяренно всхлипывая. — Я измучена, голодна, мое лицо исцарапано в кровь, а платье изодрано в клочья — и все это впустую! Потому что с самого начала я не была тебе нужна! — Пожалуй, это звучало довольно смешно, и даже в нынешнем жутком состоянии Порция не могла этого не заметить. Однако именно осознание собственной ненужности; слившись с ощущениями отверженного, лишнего существа, впитанными еще с молоком кормилицы, оказалось последним, сокрушительным ударом по ее выдержке.
— Ты действительно не могла быть объектом этого небольшого Приключения, — бесстрастно согласился Руфус. — И я приношу извинения за перенесенные тобой неудобства. Но если бы ты просто подчинилась и делала все, как велит Джордж, этих неудобств могло и не быть.