– Ах, ну да! Конечно, государственная! – с прежним сарказмом проговорила Корнелия. Ей можно было бы и самой догадаться! Ведь Гарри сообщил ей об этом, хоть и не напрямую, когда напомнил, что Англия ведет войну. Она просто не задумалась тогда над его словами.
Стало быть, и они с подругами и детьми, сами того не зная, тоже были мобилизованы на эту службу.
Корнелия была в бешенстве. Только бы сохранить в себе этот бушующий пламень гнева. Тогда это поможет ей справиться с сумбуром страстей в ее душе.
Она достала из кармана наперсток.
– Так что же это такое, Лестер? Почему жизнь моего сына зависела от этого? – Она с презрением швырнула наперсток на сиденье рядом с Лестером.
Он взял его.
– Лучше спросите его сиятельство, мэм.
– Я спрашиваю вас, – без выражения сказала она. – Что означают выгравированные на нем знаки?
В первый раз Лестер выглядел сконфуженным. Он повертел наперсток в руке.
– Откровенно говоря, мэм, именно эти знаки ничего не значат. – Он протянул ей наперсток.
Корнелия в изумлении уставилась на него.
– Что? Я не понимаю. – С отсутствующим видом она взяла наперсток и сжала его в руке.
Лестер потянул себя за подбородок.
– Его сиятельство все объяснит вам, миледи.
– Не понимаю, отчего вы не можете сделать этого, раз его нет? – настойчиво повторила Корнелия. – Дело в том, что я более не намерена спрашивать виконта Бонема вообще о чем бы то ни было, а потому хочу получить объяснения от вас.
Лестер нахмурился.
– Не могу взять в толк, что вы хотите этим сказать, миледи. Его сиятельство, я уверен, при встрече ответит на все ваши вопросы.
– Буду с вами откровенной, Лестер. С виконтом Бонемом мы более не увидимся. Так что будьте так добры, разъясните, почему эти символы ничего не значат? – Она снова спрятала наперсток в карман.
Лестер инстинктивно съежился под градом стрел, которые метали в него ее синие ледяные глаза. В конце концов, эту кашу заварил не он, а виконт, вот пусть сам ее и расхлебывает, его же это не касается.
– Я не имею права говорить вам этого, мэм, – заявил он, очень надеясь, что она оставит его в покое.
Однако Корнелия, хмуро сдвинув брови, продолжала сверлить Лестера взглядом, который тот чувствовал даже в приглушенном свете кареты. Но тут Стиви вскрикнул, и она тотчас забыла и о Лестере, и о наперстке, и о виконте.
– Все хорошо, мой милый, – проворковала она. – Теперь все хорошо. Мама здесь. – Она приподняла ребенка и, прижав к груди, поцеловала его во влажный лоб. Веки мальчика, задрожав, открылись, он посмотрел на мать затуманенным, непонимающим взглядом. – Спи, – нежно сказала Корнелия, целуя его в щеку. – Теперь все хорошо.