- Но опасно поощрять дерзких, - добавил Арета. И кивнул воинам: Выколите ему глаза!
Павел метнулся в ужасе, стражники крепче стиснули его локти. Он продолжал метаться, биться в живых железных тисках. Стражники держали. Красавчик смеялся.
Арета удивленно спросил:
- Чего же ты боишься, умник? Ты же бессмертен. Глаза по сравнению с бессмертием - такая мелочь, пустяк, два комочка слизи - не больше.
"Господи, не оставь меня!"
Один воин, продолжая держать Павла, достал кинжал и нацелился пленнику в левый глаз.
Павел отчаянно замотал головой.
Второй воин толкнул Павла, вывернул руку за спину, запрокинул ему голову, цепко схватив за волосы.
"Господи, Иисусе!"
- Стойте! - приказал Арета. - Не здесь. Ведите его во дворец. Этот случай надо использовать в назидание кое-кому из тех, кто тоже любит разевать рот и трепаться о равенстве.
- Прости, что вмешиваюсь, о, повелитель, - обратился к царю начальник охраны. - Но этот человек - иудей. Если приговор немедленно не привести в исполнение, набежит толпа занудных старцев, будет ныть, канючить, просить за своего соплеменника...
- Принесут золото! - подхватил со смехом разряженный красавчик.
- Именно, - кивнул царь. - Пусть приносят, пусть канючат. Мы поторгуемся, у нас есть что взять взамен.
- Ты опять наделал долгов, противный? - кокетливо улыбнулся Арете юноша на белой кобыле.
- Да, - скривился царь. - Ты мне недешево обходишься. Ведите преступника, - сказал он охране.
Павел брезгливо сплюнул, когда бренчащая золотом кобыла пронесла мимо него своего разряженного седока. Держащие Павла воины сделали вид, что не заметили этого плевка. Тот, что постарше, перехватил поудобнее Павлов локоть, второй подвел поближе своего коня.
Как только божественный Арета, величайший из великих, вместе со своим эскортом скрылся за поворотом, простые смертные подняли страшный гвалт.
- "Красивейшие женщины..." - передразнивает рыбник. - "Красивейшие женщины мои", а сам-то... С этим...
- Во-во! Только красоток на него переводить!
Маленький старичок чуть не плачет, горячится:
- Как он сказал о детях! Как сказал о детях! Тепло, будто человек... А кто велел Лидии вытравить плод? А? Кто, скажите, граждане? Не Арета? Голубке, беляночке Лидии! И продал ее потом римскому центуриону, как яловую ослицу продал, граждане...
- Да! - встрял визгливый голос. - А у Долмации отнял младенца и бросил псам!
- Не псам, а свиньям, - возразили ему.
- А я говорю - псам!
- Свиньям!
- Ты ничего не знаешь, так не разевай свою вонючую пасть!
- Ах, у меня вонючая пасть?! Да ты...