"Жестоковыйные! - со смехом кричал им Стефан. - Чем гордитесь вы перед Богом? На хрен вам мудрость и милосердие Его, вам - с необрезанными ушами и сердцами!".
Иакову больно ударили по лицу локтем, ему топтали ноги и рвали одежды, но он упорно протискивался прочь.
"Иаков! - заметил его Стефан, задорно крутя головой, чтобы видеть одним уцелевшим глазом. - Передать привет брату?". Но ответа не получил: Иаков уже забился в толпу.
"Закон и справедливость", - думал Савл.
Закон и справедливость торжествуют, и счастлив Савл своим служением им. Безумец Стефан преступил закон и возмутил людей. Справедливо, что его побивают камнями и забрасывают пометом животных. Жестокая, безобразная казнь, подобна забавам детским, шумным и беспощадным. Ей предан вид государственной процедуры, а суть неизменна - потеха черни и горе гонимому. Гонимый получил по заслугам. Справедливо, что ему, Савлу, благочестивому и благонравному, - почет, а Стефану - помет.
"Ты! - крикнул казнимый Савлу. - Пустозвон! Кимвал звучащий, медь звенящая!".
Пустозвон? Так звала его мать шепотом, склоняя лицо свое над работой. Так дразнили Савла мальчишки-сверстники, кидаясь грязью, гоняя по единственной улочке Тарсы. Так выругалась блудница, жирная и неопрятная, когда он, аскет и избранник Божий, отверг ее покупные искусы.
Пустозвон! Он достойно отвечал в суде на кощунства Стефановой речи. Слава его, фарисея Савла, будет передаваться в народе и послужит потомкам наукой. Он избран Господом отстаивать закон пред неразумными. А этот жалкий фанатик из зависти пачкал язык. Кимвал звучащий, медь звенящая - пустозвон!
Савл кинул камень, не целясь, дыша обидой и гневом. Потом еще, и вскоре кричал с толпой единый бессмысленный вопль ликования травли.
Стефан рухнул на колени, обливаясь кровью, захлебываясь кровью, истекая кровью на камни. "Господь, не вмени им греха, детям своим", попросил он, увидев Бога.
А Савл одобрял его убийство. А толпа возмутилась, что потехе уже конец. И в тот день произошло большое гонение на церковь, которая была в Иерусалиме. Евреи пошли громить христиан, евреев.
Глава первая
Страшный Суд все не наступал, и назореи покуда судились друг с другом.
Евреи, члены иерусалимской назорейской общины, рядились с эллинистами, евреями-членами иерусалимской назорейской общины, вернувшимися из греческих земель в святой город. Те, дескать, распустились в своих Элладах, подзабыли отцовский закон, без которого еврей - не еврей, а презренный язычник и кал песий.
Эллинисты же смеялись над иерусалимским птичником да посматривали, как бы их правоверные собратья, эти голубки надутые, в скаредности своей не склюнули лишнего. "Все твое - это мое, и все мое - тоже мое", - вот тебе и общность имущества. Голубки кроткие, а клювом не щелкают: нет-нет, да подгребут под себя сладкого сору. Не вступись Стефан за эллинистских вдов, где сейчас были бы те вдовы? Подохли на своих крохах? Смирение, милосердие на словах, а случись - растерзают, заклюют насмерть.