Он оторвался от ее губ и прильнул к груди, лаская и теребя розовую вершинку, пока она не затвердела. Сирена затрепетала под его искусными ласками, и огненная лава распространилась по телу. Ее бросало то в жар, то в холод, она задыхалась, выгибаясь в бесстыдной жажде утолить свою страсть.
Казалось, откуда-то издалека донесся стон Трейгера, когда он прижался восставшим естеством к ее животу. Сирена ощущала быстрые нетерпеливые удары его сердца, чувствовала отчаянную потребность в ней и понимала, что, даже если Трейгер не любит ее, страсть их взаимна и так прекрасна. Она останавливала время, стирала из памяти обидные слова, уносила их на волнах желания в океан необузданных ощущений, в бухту нежных признаний.
Ее полуопущенные ресницы вздрагивали, отзываясь на каждое его прикосновение. Как мягкая глина в руках ваятеля, Сирена изгибалась и льнула к нему, прижимая черноволосую голову к груди, пока его язык ласкал упругие маковки. Почувствовав, что Трейгер приподнялся над ней, Сирена открыла глаза.
С первой же ночи русалке удалось растопить лед в его сердце. Неужели он ее боится, спрашивал себя Трейгер, глядя в прелестное лицо и колдовские зеленые озера, затуманенные желанием.
Сирена провела ладонью по его груди, животу… вызвав у мужчины дрожь нестерпимого желания. Дыхание Трейгера перехватило, когда ее пальцы сомкнулись вокруг него, сторицей возвращая подаренное им наслаждение. Ее губы порхали, как крылья бабочки, возбуждая тело, приводя в смятение рассудок.
Трейгер понял, что проиграл. Можно сколько угодно убеждать себя в том, что юная прелестница ничего для него не значит, но его сильное тело жаждало теперь только ее медовых поцелуев и страстных объятий. Он сходил с ума от пламени, пожиравшего его изнутри с неистовством разъяренного льва.
С низким рычанием, вырвавшимся из глубин его существа, Трейгер накрыл Сирену своим телом, стремясь утолить свой голод.
Сирена судорожно прижалась к нему, встречая сильные плавные толчки. Она отдавалась без остатка, становясь его частью на те бесконечные мгновения, когда ничто не имело значения, кроме ощущения полного единения друг с другом. Сирена затрепетала; казалось, она выпорхнула из своей физической оболочки и воспарила как птица на крыльях страсти, обретя неведомую ранее свободу.
Наконец дыхание ее оборвалось, и дрожь сотрясла все существо. Ощущение было невероятным по своей силе, сладости и безумству. Сирена не могла дышать, не могла думать. Ей казалось, что она умирает, хотя никогда еще не чувствовала себя такой счастливой.