– Да, но… – пролепетала Лена, слегка подавленная жестким напором Дмитрия.
– Никаких «но», если хочешь, чтобы все скорее закончилось. И… пусть менты намыливают задницы. Извини, – он рассмеялся, взмахнув длинными ресницами, становясь прежним Димкой. – Тонкий адвокатский юмор. Занятно, ты так и не разучилась краснеть…
– Да, – сказала Лена, еще сильнее покраснев, – это смешно.
– Нет, – негромко произнес Дмитрий, – это здорово…
Повисло тягостное молчание. Как бывает, когда каждому есть, что сказать или сделать, но он ждет, что это скажет или сделает кто-то другой.
– Что ж, – сказал Дмитрий, поднимаясь, – может, лучше на время переехать к родителям?
– Все нормально.
Я справлюсь. Спасибо.
– Береги себя. Будь осторожна. Мы не знаем, с кем имеем дело.
– Ты полагаешь, мне грозит опасность?
– Не думаю. Но все же… – просто будь осторожна, ладно? Не открывай дверь незнакомцам. – Он улыбнулся, и снова – как не бывало этих шести лет…
– Хорошо. Сколько это будет стоить?
Он отрезал:
– Замолчи.
Войдя в лифт, не удержавшись, оглянулся. Лена стояла в дверном проеме. Тоненькая. Беззащитная. В огромных глазах – отчаяние и надежда. Или что-то еще… Она не виновна, он это знал, чувствовал… Он не хотел уезжать в этом проклятом лифте. Он хотел остаться с ней. Больше всего на свете.
– Выше нос, – Дмитрий ободряюще кивнул девушке, замершей у порога, и заставил себя нажать на «первый».
«Господи. Я никогда не был праведником. Не знаю даже, к какой вере принадлежу… Но эта женщина для меня дороже всего на свете, если тебе, конечно, есть до этого дело… Пожалуйста, помоги мне ее вернуть… Что я несу? Идиот.»
Лена навалилась на дверь изнутри, и она тихо клацнула. Лена медленно сползла, осела на пол, уткнувшись в стену лбом.
«Господи, какая я дура! Почему я позволила ему вот так, просто, уйти?! Не крикнула, не удержала… Вот же она, звездная милость, мое единственное настоящее сбывшееся желание! И он уходит, а я сижу, проглотив язык, как сломанная кукла, как полная идиотка…»
– Что это? – она взяла с тумбочки две мужские замшевые, на овечьем меху, перчатки. – Это его… Он забыл.
Вспугнутой мышью она метнулась на лестницу, позабыв обо всех приличиях, с рождения вдолбленных в детскую головку интеллигентными родителями, потомственными аристократами: «Не кричать. Не выказывать лишних эмоций. Не выдавать истинных чувств…», завопила что было сил в лестничный проем:
– Дима! Ты забыл перчатки!
За спиной раскрылся лифт. Вышел Дмитрий, сконфуженно улыбнувшись:
– Я забыл перчатки.
– Вот они.
Оба дышали так, словно только что пробежали марафон.