В это же утро он прогулялся до конца Фронт-стрит. Место, где стоял ее фургон было пусто. Почувствовав острый укол разочарования, Кейн ругнулся: похоже, она крепко засела у него в голове! Сейчас ему не до женщин, пусть даже самых загадочных. Что за глупость – не спать, гадая, какие волосы спрятаны под этим капором. По всем признакам, она должна быть блондинкой, ведь у нее невероятно светлая кожа. Много лет прошло с тех пор, когда женщина настолько занимала его мысли. Просто тебя привлек ее темперамент, подытожил Кейн. И усмехнулся, вспомнив, как ловко она орудовала лопатой. Ох, ну ладно, все равно теперь она уже в пути.
Прежде чем вернуться в гостиницу, Кейн зашел на конюшню. Если он кого и любил на этом свете, то это своего огромного жеребца, с которым не расставался вот уже пять лег. Увидев подошедшего Кейна, конь радостно заржал.
– Привет, Рыжий Великан! Тебе уже, наверное, осточертело это место, где толком и не повернуться? Ничего, дружище, это все же лучше, чем вагон, в котором тебя перевозили из Канзаса. Я-то знаю, как ты возненавидел его.
Кейн пролез под перекладиной и внимательно осмотрел каждую ногу лошади, уделив особое внимание подковам. Он даже достал нож и проверил подковы на прочность крепления. Затем он ласково потрепал коня по гриве.
– Ты в замечательной форме, Рыжий Великан. Завтра мы покинем эту вонючую дыру, и ты сможешь наконец размять ноги. Мы едем в Денвер, мальчик. Приятно будет снова оказаться вдвоем, только ты и я.
Кейн наполнил кормушку лошади овсом.
– Наедайся, великанище. Скорее всего овса тебе удастся отведать теперь не скоро. Завтра утром я зайду за тобой, и мы отправимся в путь.
Внезапная боль спазмом скрутила желудок Кейна. Он прислонился к стенке стойла и попытался сделать осторожный вдох. На лбу выступила испарина. Дьявол бы все побрал! Вот уже несколько недель его донимала боль. Но этот приступ был самым болезненным. Доктор в Канзас-Сити дал ему настойку, но лекарство оказалось столь мерзким на вкус, что Кейн через силу выпил лишь половину, а пузырек с остатками вышвырнул из окна поезда. Сейчас он пожалел об этом.
Приступ прошел, оставив после себя слабость. Кейн постоял еще немного, надеясь, что боль не возвратится. Он никогда не болел, и эта лишающая сил боль его крайне раздражала. Единственное, чего он сейчас хотел, – прилечь и уснуть. Он коснулся рукой живота: кажется, миновало.
Кейн вернулся в номер и немедленно вытянулся на кровати. Внезапно его пронзила тоска по Колорадо и верным, испытанным друзьям – Гриффину и Куперу. Он вспомнил о Лорне и ее прекрасном голосе, о миссис Парнелл. Память подарила и слегка размытую картинку с изображением Ванессы, к сожалению, опять в чертовом капоре. И он снова задумался, как она выглядит без этого треклятого головного убора.