— Мне было всего семнадцать, — пояснил Боннет. — Я был самым молодым среди рабочих. И я совсем не понимаю, почему они так ненавидели меня. Может, им не нравились мой манеры, я вообще-то был довольно грубым парнем… а может, они завидовали моему росту и силе; там в основном собрались неудачники, дохлятики. А может, им не нравилось то, что мне всегда улыбались девушки. А может, я просто был чужаком для них. Ну, как бы то ни было, я хорошо понимал, что меня не слишком любят… вот только я не догадывался, насколько сильно они меня не любят, до того самого дня, когда котлован был выкопан и можно было начинать закладывать фундамент.
Боннет умолк, чтобы сделать очередную затяжку, поскольку его сигара собралась погаснуть. Выпустив из угла рта большой клуб дыма, он секунду-другую наблюдал, как тот смешивается с белой пеленой тумана.
— Да, котлован был готов, — продолжил он наконец, зажав сигару в зубах. — Начали возводить стены; и огромный блок углового камня был уже приготовлен. Я пошел поужинать, а потом направился назад, к строительной площадке, я там и ночевал. И вдруг, к моему удивлению, мне навстречу вышли двое парней из тех, с которыми вместе я работал. У них была с собой бутылочка; они усадили меня на стену и заставили пить с ними. Мне бы следовало сообразить, что дело нечисто, потому что они никогда не были особо дружески настроены ко мне. Но я пил и пил, и через некоторое время был уже по-настоящему пьян, потому что не привык к крепким напиткам — у меня на них просто денег не было. Так что к наступлению темноты я уже едва соображал, и мне даже в голову не пришло вырваться, когда они схватили меня под руки и потащили вниз, в котлован. А там они, недолго думая, перекинули меня через едва начатый участок стены — и я вдруг понял, что лежу в мокрой грязи, в яме, которую сам же и помогал копать. Они все там собрались, все рабочие. И там сидел на земле еще кто-то; у одного из рабочих был фонарь, и когда он поднял его, я рассмотрел, что этот чужак — Дафт Джой. Дафт Джой был нищим, он жил под мостом… у него совсем не осталось зубов, и он питался тухлой рыбой да всякой дрянью, что вылавливал из реки, и воняло от него похуже, чем от корабля работорговцев. Я был настолько не в себе от виски и падения, что лежал, как упал, и едва слышал, о чем они говорили… или, скорее, спорили, потому что главарь этой банды злился из-за того, что те двое приволокли меня. Совсем рехнулись, говорил он, совсем озверели, человека не жалеете, ну, и так далее. Но те, которые меня притащили, говорили — нет, пусть то он будет. Нищего могут хватиться, так они говорили. Кто-то засмеялся и сказал — ай, хозяин только порадуется, что не надо платить этому типу за последнюю неделю, и вот тогда-то я начал понимать, что они собираются убить меня. Они уже об этом поговаривали, во время работы над котлованом. Жертва, так я от них слышал, жертва должна быть заложена в фундамент, а иначе земля задрожит и стены рухнут. Но я их тогда не слушал — да если бы и слушал, все равно подумал бы, что они самое большее отрубят голову петуху и похоронят его под стеной, как это везде делают.