– А ты как думал? – изумилась она. – Зачем бы я стала рисковать жизнью, чтобы тебя спасти?
Бэрк задумался:
– Из чувства вины?
Она скорчила рожицу, заставившую его запрокинуть голову и расхохотаться. Он вновь привлек ее к себе, улыбаясь ей в лицо.
– Только одно объяснение. Должно быть, ты от меня без ума.
– Да, должно быть, я сошла с ума!
– Нет, ты просто любишь меня… невероятно сильно, просто до безумия, – торжествующе пояснил Бэрк. – И все-таки это ничто по сравнению с тем, как я тебя люблю.
Ее улыбка задрожала и угасла.
– Это невозможно, Бэрк. Ты – вся моя жизнь. Знаешь, перестав злиться, я бы согласилась стать твоей любовницей, – не стыдясь, призналась Кэтрин. – Я бы не смогла с тобой расстаться.
– Каким же я был болваном! И как мне только в голову пришло предложить такое! Но я бы тоже ни за что не смог расстаться с тобой, Кэт.
Он снова поцеловал ее и еще крепче обнял.
– А знаешь, мне ужасно нравится этот спор. Лучший из всех, что у нас когда-либо были. Давай всегда будем спорить только об этом: кто кого сильнее любит.
В знак согласия Кэтрин испустила блаженный вздох. Какое счастье – всем телом ощущать его длинное, поджарое, крепкое тело! Оно принадлежало ему целиком и полностью. И как это чудесно – держать друг друга в объятиях и признаваться в любви вместо того, чтобы ссориться и кричать. Наконец-то! И все же…
– Но, Бэрк, послушай…
– Никаких «но». Я наслаждаюсь покоем. Впервые за долгое время.
– Да, но я хотела спросить…
Он притворно застонал:
– Ну что еще?
– Как ты можешь жениться на женщине, у которой было так много любовников?
Если бы Бэрк в эту минуту заглянул ей в глаза, он заметил бы в них озорной огонек. Вместо этого он замер, уставившись невидящим взглядом на чистую, словно ножом отрезанную линию горизонта, темно-синюю на фоне желтого неба.
– Когда мы поженимся, Кэт, – ответил он тихо, но твердо, – мы принесем друг другу клятву любви и верности. И с этой минуты будем принадлежать только друг другу. Все, что мы делали в прошлом, перестанет существовать.
Наконец-то слезы выплеснулись и заструились по ее лицу:
– О, Бэрк! Дорогой мой, единственный…
Кэтрин казалось, что она ничего не весит, что сейчас оторвется от земли и улетит, подхваченная беспредельным счастьем.
– А как же насчет «Единорога»? – всхлипывая, продолжала она с необъяснимым упрямством, словно какой-то бес понукал ее, вынуждая говорить о себе самые ужасные вещи. – Как ты можешь…
– Ты никогда там не работала, – ответил Бэрк, только в эту минуту до конца осознав, что так оно и есть.
Она испустила дрожащий вздох, не зная, смеяться ей или плакать: