– П-предлагаю тост! – провозгласил Том, покачиваясь и пьяным жестом протягивая кружку к середине стола, где стоял кувшин с водой. Его глаза горели нездоровым блеском.
Кэтрин с опаской взглянула на Бэрка: она знала, что за этим последует, и хотела понять, знает ли он. Сторонники короля Якова обменивались тайными знаками, чтобы узнать друг друга в общественных местах: например, предлагали тост за короля, держа стаканы над чашей или кувшином с водой. Это означало «За короля, который за водами», то есть за Якова, отца Красавчика принца Чарли, уже много лет жившего изгнанником в Италии.
– За короля! – воскликнул Том.
– За короля! – подхватили все остальные, протягивая свои кружки и стаканы.
– Кажется, у меня кончилось вино.
С этими словами Бэрк потянулся через стол и подхватил кувшин. Он налил воды себе в стакан и поставил кувшин рядом со своей тарелкой.
– За короля.
Его глаза скрестились с глазами Тома Клеланда. Юноша покраснел как рак и явно не знал, на что решиться. В конце концов гнев одержал в нем верх над остатками благоразумия. Испустив проклятие, Том швырнул свою нетронутую кружку через всю комнату, и она со звоном разбилась о стену. Паренек обогнул стол, явно намереваясь задушить Бэрка. Ни о чем не раздумывая, Кэтрин вскочила, чтобы преградить ему дорогу. Он столкнулся с нею на полном ходу и сбил ее с ног. Ее падение (вместе со стулом) оказалось не столько болезненным, сколько шумным. Остолбенев от ужаса, Том смотрел, как прекрасная леди, которой он отдал свое сердце, с трудом пытается подняться и в то же время лихорадочно дергает за корсаж платья, чтобы прикрыть внезапно обнажившуюся грудь. Так и не увидев железного кулака, нацеленного ему в подбородок, он потерял сознание еще прежде, чем ударился об пол.
Склонившись над камином в своей тесной комнатке, Кэтрин принялась вытирать волосы суровым полотенцем. Боже, какое счастье – наконец-то опять почувствовать себя чистой! У нее не было ночной рубашки, поэтому она надела одну из новых сорочек, купленных для нее Бэрком. Кремовая сорочка из тонкого льняного батиста по вороту и рукавчикам была отделана белой шелковой лентой, продернутой в мережку. Кэтрин пришла от нее в восторг. Она была вынуждена признать, что эта сорочка лучше тех, что были у нее дома. Впрочем, ничего удивительного: она не сомневалась, что у майора богатый опыт по части женского белья.
Девушка с удовольствием вспомнила головомойку, которую устроила Бэрку за то, что он уложил беднягу Тома Клеланда. «Взбесившийся дикарь», «дикий зверь» и «кровожадное чудовище» – таковы были самые мягкие из употребленных ею эпитетов. Конечно, он их не заслужил, подумала Кэтрин (хотя и без особого раскаяния), потому что Тому, безусловно, следовало преподать урок. Но ей было так жаль мальчика! Она вспомнила, как он растянулся рядом с нею на грязном полу, такой юный и такой беспомощный. Ему ли тягаться силами с человеком, который стоял над ними, подбоченившись, и с отвращением глядел на них обоих сверху вниз! Ей стало мучительно неловко при воспоминании о том, как она валялась полуголая на полу пивной рядом с напившимся до бесчувствия юнцом в окружении жадно глазевших на нее зевак. В то же время Кэтрин пришло в голову, что именно такого рода «живая картина», как ничто иное, может убедить Бэрка в том, что она всего лишь шлюха, а никакая не лазутчица. Это был ужасный вечер, но в определенном смысле его можно было считать чрезвычайно успешным.