И все из-за Антона Магнуса.
Наблюдая за тем, как девочки взрослели — Гретхен — угрюмо-покорная и пассивная, Джули — своенравная и неуправляемая, он иногда спрашивал себя — не постигнет ли его какая-нибудь страшная кара за его грех? Никто, даже такой человек, как Антон Магнус, не может безнаказанно попирать божеские и человеческие законы.
Но как ни странно, именно эта мысль наполняла его неизъяснимой гордостью. Услужливая память подсказала ему, что в древние века и даже еще у ранних христиан кровосмесительные отношения отцов с дочерьми не осуждались обществом, если мужчина был достаточно могуществен и обладал властью. Только позднее на инцест был наложен запрет. Одним словом, Антон Магнус сам присвоил себе это право и упивался сознанием собственной исключительности. Разве обязан он, необычный человек, подчиняться правилам, установленным для обычных людей?!
С этой мыслью он встал, чтобы пойти принять душ, а потом почитать в постели, пока не вернется Джули.
Удовлетворенно вздохнув, Магнус выключил подсветку. Пешки стояли именно там, где он хотел их видеть. Он сам поставил их туда, и они так и останутся в этом положении, пока хозяин не посчитает нужным его изменить. Да-да, хозяин. Повелитель мира.
Пока Антон Магнус дремал над шахматной доской, Джули лежала на животе в смятых простынях, а с ее губ, заглушенных подушкой, срывались сдавленные стоны.
Джонни был в ней. Медленные глубокие толчки ошеломляли девушку своей силой и невыразимой чувственностью, и в ее вскриках смешивались наслаждение и мука.
Джонни мастерски вел любовную игру Касаясь узкого лона, лаская его, он каждым ударом доказывал, что она — его вещь, его рабыня.
Джули услышала его горячий шепот:
— Давай, беби, давай…
Он врезался в нее все глубже, все напряженнее, так что Джули казалось: она вот-вот взорвется.
— О Боже! — простонала она в подушку.
Ее стоны не были жалобами — скорее самозабвенным экстазом гордого создания, не привыкшего отдавать даже крохотную частичку своей свободы любовнику и чья капитуляция была тем более заманчивой, что редкий мужчина мог вынудить ее на это.
— Беби, — уговаривал Джонни, зная, что она находится на самом краю и получает удовольствие от неопределенности. — Ну же, беби? Дай своему папочке! Не скупись!
Всхлипывая от наслаждения, она громко застонала, сотрясаясь в конвульсиях оргазма; из глаз потоком полились слезы.
Тогда Джонни осторожно проник в нее еще на один последний дюйм и, удерживая Джули сильными руками, позволил белому потоку собственного оргазма затопить ее.
— О Боже, — повторяла она вне себя. — О Боже..