Сначала они сели в маршрутное такси и доехали до Сенной площади. Там спустились в метро. Стоя на эскалаторе, Илона сердито думала о том, что в мертвенном подземном свете выглядит ужасно — бледная, с отекшими глазами… А старая шуба конечно же обрадовалась случаю продемонстрировать все свои проплешины, и это, пожалуй, мучило Илону куда сильнее, чем собственная бледность. Она просто ненавидела плохую одежду! И ведь это не маскировка, не игра в нищету, это и есть самая настоящая нищета, без подделок! Толян держался на удивление мягко и предупредительно — похоже, почувствовал наконец свою вину, понял, что негоже так обращаться с женщиной, предлагая ей вместо удобного такси (не маршрутного, конечно) битком набитый вагон подземки… Илона представила, как раскаявшийся Толян возьмется за настоящее дело, как они снова поедут в Финляндию, в Париж… Ей вдруг отчаянно захотелось в Турцию или в Грецию, туда, где тепло, где ярко светит солнце, где беспечно валяются на пляжах беззаботные богатые люди… Черт бы побрал все на свете, черт бы побрал этого неудачника Нерадова! И зачем он так ужасно оделся? Она сама хоть в старой, но все-таки шубе, в приличных сапогах и мягких кожаных перчатках, в бежевой норковой шляпке (какое счастье, что Толян никому ее не подарил и не продал!), а он? Стыдно даже стоять с ним рядом! Напялил потертую кожаную куртку, идиотский вязаный колпак — красно-белый, полосатый, старые кроссовки, рюкзак зачем-то повесил на спину… Хотя, конечно, шапка — это для возможных свидетелей, вспомнила Илона, яркая деталь, которая сразу бросится в глаза и отвлечет внимание от всего остального. Ну хорошо, а рюкзак-то зачем? Не иначе как рассчитывает наполнить его деньгами. При этой мысли Илона фыркнула, и Толян вопросительно посмотрел на нее:
— Что, детка?
— Да так, вспомнила ерунду, — отговорилась Илона. Они вышли на «Горьковской», немного прошли по Каменноостровскому проспекту, потом повернули налево, на какую-то сплошь заваленную мокрым снегом узкую улицу, но что это была за улица, Илона не знала. Потом очутились в каком-то темном дворе. Илона подумала, что сейчас все пойдет по прежнему кругу, как заезженная пластинка: она подойдет к прилично одетому человеку, попросит прикурить, Толян выскочит из темноты с ножом — а денег у прохожего окажется совсем немного. Ох, как ей все это надоело! Впрочем, какое-никакое, а развлечение. Илона почувствовала, как в ней понемногу разгорается азарт. К щекам прилила кровь, Илоне стало не просто тепло, а даже жарко. Руки едва заметно задрожали в предвкушении острого момента. Илона развеселилась и спросила Толяна: