Некоторое время спустя граф вдруг обнаружил, что уже без содрогания может думать о Терезе и ребенке. В одну из ночей, когда сон не шел к нему, он лежал и думал о них с щемящей тоской, но уже без прежней злости. Он поднялся с первыми лучами солнца и отправился вниз, к озеру. Оно спокойно лежало под серым небом, и ветер тихо шуршал в камышах. Небо прояснилось, и водная зыбь заискрилась у его ног. До него еле слышно доносились странные пронзительные крики болотных птиц, медленно вышагивающих в тростнике. Шотландская куропатка вспорхнула со своего гнезда, вода озера серебрилась, как разлитая ртуть, целая стая диких уток устремилась в небо, их зеленые шейки искрились в лучах рассвета. Солнце встало.
Его свет был настолько ярок, что Шарлю пришлось закрыть глаза, усталые и болезненные после бессонной ночи.
Он чувствовал тепло солнечных лучей на своем лице и слышал хлопанье больших крыльев сквозь шелест тростника. Это были лебеди, которые обычно в это время перелетали с этого озера на другое, более отдаленное, служившее им местом кормежки. Граф снова открыл глаза и увидел, как птицы взмыли в небо. Их крылья касались воды, добавляя искристые волны к зыби, поднятой пролетавшей куропаткой. Один из лебедей летел отдельно от всех низко над гладью озера. Солнце обвело его прекрасное оперение золотым ореолом, а его огненное отражение, похоже, еще долго дрожало в воде даже после того, как он поднялся вверх, навстречу восходящему солнцу. Шарль не понимал, почему пролетавшие лебеди так глубоко затронули его душу. Похоже, они вселили в него какое-то странное чувство освобождения. Он снова вспомнил о Терезе, и на этот раз мысли о Боге, вечном, бессмертном, невидимом и единственно мудром Боге, были неразделимы в его голове. Он закрыл лицо руками и в первый и последний раз в своей взрослой жизни заплакал.
4
Когда он успокоился, он заметил, что к нему приближается старый отец Иосиф. Он шел вдоль берега озера своей странной, напоминавшей движение краба, походкой. Отцу Иосифу было восемьдесят шесть лет, и разговаривал он только в случае крайней необходимости. Ему было трудно двигаться и стоило больших усилий переместить свое тело в нужный момент в нужное место. Вместе с тем он все старался делать сам, чтобы не быть обузой своим братьям. Его келья находилась рядом с кельей Шарля, и хотя они редко беседовали, Шарль всегда ощущал его присутствие рядом с собой.
Высокий лоб и проницательный взгляд говорили о том, что отец Иосиф все еще сохранил свой глубокий интеллект. На его лице лежала печать святости, подобно королевской печати, выдавленной в воске. Иногда бессонной ночью Шарль вдруг вспоминал об этом святом лице, о том, что отец Иосиф находился в соседней келье, и успокаивался. А на следующее утро в часовне старик, вероятно, преклонит колени рядом с ним, опускаясь с величайшей предосторожностью и похрустывая суставами. Он не отказывался от помощи молодых людей, когда приходило время снова подниматься на ноги. Иногда они встречались с Шарлем в библиотеке, и старик улыбался ему и даже произносил несколько слов, обычно о погоде, и Шарль чувствовал себя с ним совершенно спокойно, зная, что отец Иосиф не сделает никакой попытки нарушить его уединение или дать какой-либо совет. Шарль не хотел этого.