Аббат улыбнулся. Он пришел сегодня утром повидать Стеллу, и отец Спригг оторвался на короткое время от работы, чтобы посидеть с ним в маленькой зеленой гостиной, которую все чаще использовали, чтобы оказать ему честь. Выглянув в сад, он, казалось, увидел высокую фигуру, легко передвигающуюся среди тисовых деревьев. Но это был не Захария, но кто-то, похожий на него.
— Она выйдет замуж за этого молодого человека? Как вы думаете, сэр? — продолжал отец Спригг.
— Я думаю, что да, — сказал аббат.
— Года через два, вероятно, — размышлял отец Спригг. — Пятнадцать лет — хороший возраст для замужества. Моей жене было семнадцать, когда я женился на ней, и я очень сожалел, что не встретил ее раньше. Она уже почти сложилась к тому времени. Чем они моложе, сэр, тем легче их подчинить себе. Это то же самое, что с жеребенком или щенком.
Аббат снова улыбнулся. Он не мог представить себе Захарию, подчиняющего Стеллу. Вероятнее всего, наоборот.
— А девочка-то, должно быть, папистка, сэр, — продолжал отец Спригг задумчиво.
— Я боюсь, это именно так. Она происходит из старинной католической семьи и была крещена католичкой. Захария тоже католик.
Аббат помедлил, думая, как успокоить отца Спригга.
— Люди, которые построили ваш дом, тоже были католиками, как вы знаете, им был и ваш предок, чей охотничий рог висит там на стене.
— Это так, — согласился отец Спригг, — говорят, что и песнопения для плуга происходят от старой веры. И святочный чурбан и пирушки — они появились еще раньше.
Пыхтя трубкой, отец Спригг смотрел в окно, и аббат проследил за направлением его взгляда. Жнецы работали в пшеничном поле справа от Беверли-Хилл. Аббат наблюдал за ними с восхищением. Серп, больше и шире обычного, косец держал в правой руке, а его левая рука собирала пшеничные стебли. Покачивание серпа, круговые движения левой руки, сгибание и разгибание тела имели музыкальный ритм, и изгиб золотистого холма на фоне голубого неба был частью общей симфонии.
— Ну, мне нужно возвращаться на работу в поле, — сказал отец Спригг, выбивая трубку. — Вы найдете Стеллу в обнесенном стеной саду, сэр, она всегда прячется там, когда идет жатва, — не выносит, когда видит, что жнецы иной раз подрежут кролика. Но она будет наблюдать за тем, как вяжут снопы и эришские скирды.
Какая невероятная старина, подумал аббат, шагая с отцом Спригтом вниз, к воротам сада. Слово «эриш», должно быть, происходит от латинского слова «aridus»[23]. Это пошло от римских завоевателей, у которых бритты научились собирать снопы пшеницы в копны на поле. Аббат прислонился к воротам сада на секунду или две, наблюдая эту сцену, а затем прошел через огород с его узенькими извилистыми дорожками и подстриженными самшитовыми изгородями, и поднял засов на зеленой двери под каменной аркой, которая вела к огороженному стеной саду.