Что-то в кармане джинсов врезалось мне в бедро. Ключи от машины. Перенеся вес тела на левую ногу, я осторожно – чтобы, чего доброго, не пропахать пяткой по шероховатой бетонной поверхности – выбросила вперед правую, положила фонарь на ступеньку и извлекла ключи, зажав их в ладони, чтобы не гремели. Вместе с ключами на кольце висел металлический брелок в виде диска размером с пятидесятицентовую монету – только с гладкими краями. В данный момент другого инструмента у меня под рукой не было. Я с грустью подумала о ноже, монтировке и молотке, которые остались в пакете и спокойненько лежали в печке, вытянула вверх руку и, проведя ладонью по косяку, нащупала петлю. Мне показалось, что формой она напоминает крыло самолета – такая же продолговатая и плоская. Дюймов шесть, не больше. Шурупы выдавались наружу; некоторые расшатались от времени, некоторых не было вовсе.
Тогда я попробовала использовать брелок в качестве отвертки, но шурупы были закрашены и бороздка была слишком мала. Я поднажала и почувствовала, что шуруп поддался. Окрыленная надеждой, я дрожащими пальцами принялась перебирать ключи. Найдя ключ от зажигания, который был чуть длиннее остальных, я вставила его в зазор между петлей и косяком и надавила книзу. Дело пошло. Если бы удалось расшатать петли, то, возможно, я смогла бы вышибить дверь. Стиснув зубы, чтобы не запыхтеть от усердия, я что было сил налегла на ключ.
Я остановилась и прислушалась. Тишина, только звук моего собственного дыхания. Дверь была сосновая, старая и трухлявая. Я постаралась устроиться поудобнее и тут услышала, как скрипнула дверь, ведущая в подвал.
Кто-то осторожно поставил ногу на ступеньку.
Я вся обратилась в слух. Тяжелое, с присвистом дыхание. Теперь я знала, кто это. Я медленно повернула голову и увидела тусклый, желтоватый свет фонаря. Это был большой, громоздкий фонарь, похожий на коробку для завтраков, с широким квадратным лучом. Батарейки, видно, садились, и все же я безошибочно узнала в вошедшей свою флоридскую знакомую. Пэт Ашер... она же Марти Грайс. Выглядела она неважно: волосы, свисавшие безжизненными космами; синяки под глазами; резко очерченные скулы, особенно бросавшиеся в глаза в этом адском освещении. Луч метнулся на дальнюю стену. Я затаила дыхание. Интересно, была ли хотя бы мизерная вероятность того, что меня не заметят? На какое-то мгновение она скрылась из виду. Я не смела пошевелить даже пальцем. Напряжение отзывалось мучительной болью во всем теле. У меня начинали дрожать ноги – от усталости, от невозможности размять затекшие мышцы. Казалось, они вот-вот отвалятся. Я чувствовала себя обреченной, загнанной в угол. Луч медленно скользил по стене, неотвратимо – дюйм за дюймом – подбираясь ко мне. Она могла обнаружить меня в любую секунду, и я решилась на отчаянный и единственно возможный в моем положении шаг. Резко вскочив (так выпрыгивают из воды дельфины), я что было сил налегла спиной на нависшую надо мной дверь. Я чуть не сорвала ее с петель. Мне просто не хватило упора. И у меня уже не оставалось времени. Собравшись с силами, я сделала еще одну попытку.