— Я не обязана объяснять вам, — в панике выпалила она и, выскочив в прихожую распахну ла входную дверь. — Я хочу, чтобы вы немедленно ушли и никогда больше здесь не появлялись. Если посмеет прийти, я спущу на вас собаку!
Совершенно неожиданно Ангелос рассмеялся низким, грудным смехом. Выражение мрачной неприступности бесследно исчезло с его лица. Макси изумленно уставилась на него. Бесспорное обаяние этой хищной усмешки застало ее врасплох.
— Ваш пес скорее радостно бросится ко мне на грудь… а вы? — Приподняв темную бровь, он наблюдал за ее реакцией.
Макси залилась краской.
— Убирайтесь! — сорвалась она. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он наконец замолк.
— А вы? — упрямо повторил Ангелос. — По какой-то совершенно непонятной мне причине то, что произошло сейчас между нами, вывело вас из равновесия, вы были испуганы, смущены…
И, слушая его, Макси чувствовала, как внутри у нее все сжимается: никому еще не удавалось с такой легкостью прочесть ее мысли, он словно рассматривал ее под микроскопом.
— Почему плотское желание должно вызывать стыд, — тихо спросил Ангелос, — почему не удовольствие?
Удовольствие?
— Я не могу сказать, что вижу вас насквозь… во всяком случае, пока. — И, бросив ей напоследок эту дерзкую фразу, он вышел во двор и зашагал по тротуару к длинному темному лимузину, где его уже ждал шофер в униформе. Двое большеглазых, оборванных мальчишек, один из которых прижимал к груди футбольный мяч, безуспешно пытались заговорить с водителем. Ангелос остановился и, наклонившись с непринужденной фацией, перекинулся с ними парой шуток. Поймав себя на том, что вновь глядит на него
как зачарованная, Макси в сердцах захлопнула дверь.
Он вернется; это ясно как белый день. Трудно объяснить, но у Макси не было ни малейшего сомнения на этот счет. Чувствуя легкое головокружение, она побрела обратно на кухню и, к немалому удивлению, обнаружила там Лиз. На лице подруги читалось нескрываемое беспокойство.
— Баунс сел у дверей в студию и начал скулить. Должно быть, услышал, как ты кричала. Я вернулась в дом, но, естественно, не стала вмешиваться, когда поняла, что вы просто спорите, — с печалью в голосе проговорила Лиз. — К сожалению, прежде чем я ушла назад, мне пришлось услышать больше, чем следовало бы. Какой же ты противный, Баунс, ты так подобострастно вилял хвостом перед Ангелосом Петронидесом, что я ничего не заподозрила!
— Значит, ты поняла, кто приходил ко мне?
— Не сразу, но, Господи, как это я не сообразила? — с горячностью воскликнула Лиз. — Ведь ты так часто говорила о нем!