Бедняжка! Если ее отец умирает…
Боже правый! Да ведь он и был священником, который должен был помочь отцу мисс Петтифер обрести покой. Фрей сглотнул. Ему еще никогда не приходилось приходить на помощь умирающим. Оставалось только надеяться, что она ошибается.
Мисс Петтифер схватила его за рукав.
– Вы ведь поможете мне? Правда? Фрей вынужден был согласиться.
– Я не хочу, чтобы вы сейчас встречались с папой. Я боюсь, что… боюсь, что как только он с вами поговорит… – Она замолчала, не в силах продолжать.
Что он испустит дух, молча продолжил за нее Фрей.
– Разумеется, если вы так считаете, то я пока что останусь здесь. Но если ему станет хуже, то мне придется подняться к нему.
Она кивнула:
– Да, разумеется. Благодарю вас. – Она выглядела виноватой. – Он прикован к кровати… так что он не узнает, что вы здесь, если ему кто-нибудь не скажет. Но я обещаю, что если он… если ему станет хуже…
Фрей взял ее за руку.
– Я знаю. – Он закрыл глаза, чтобы помолиться о скорейшем выздоровлении ее отца.
Но вместо этого поймал себя на том, что вспоминает вкус этих мягких сладких губ…
Фрей не хотел целовать ее. Он не знал, что на него нашло. Это было так странно. Слава Богу, она не оскорбилась. Было бы ужасно, если бы она подняла крик.
Если уж говорить об этом, то она вообще почти не отреагировала. Наверное, он теряет квалификацию.
Разумеется, девушка не реагировала, сказал он сам себе. Ее отец умирает. Что значит поцелуй незнакомого человека, когда у нее такое невообразимое горе? Он помнил, как он чувствовал себя, когда умирал его отец. Бедняжка. Он сжал ее еще крепче.
Она была такая мягкая…
Твой соблазнитель, Возможность!
Джон Драйден
Грейс достигла берега озера и стала выбираться на него. Доминик застонал, и девушка обернулась, чтобы посмотреть, в чем дело. Он застонал вновь.
– Вам плохо? – крикнула она.
– Я в агонии, – отозвался он, совсем не походя на человека, который неважно себя чувствует. Он не спускал с нее своих янтарных глаз, светящихся от удовольствия. Застыдившись, девушка прикрылась руками.
– Отвернитесь.
– Это выше человеческих сил.
Грейс повернулась к нему спиной и подошла к стопке своей одежды. Он снова застонал.
– Как персик в папиросной бумаге, – сказал Доминик, когда она нагнулась.
Грейс резко выпрямилась, прижимая к себе одежду.
– Немедленно прекратите болтать глупости.
– Это не глупости, это поэзия. Ты воплощение мечты. – Он медленно побрел в воде по направлению к берегу, и она поняла, какой он ее видел. Его подштанники были почти прозрачными, когда он выбирался, и плотно облегали его тело, по его словам, как папиросная бумага, только не вокруг персика.